"Анна и Петр Владимирские. Объяснение в ненависти" - читать интересную книгу автора


2. ОДЕССКИЙ СЦЕНАРИЙ ОБЩЕНИЯ

Учить пациентов психотехнике переключения полезно хотя бы потому, что
сама в конце концов тоже научишься. Вера мгновенно забыла и Дружнова, и
Сотникову, почти забыла о предстоящем увольнении - только где-то далеко, в
самой глубине сознания, как в колодце, еле барахталась боль обрубленной
любви. Майское тепло окутало Веру и высушило глаза. Дружелюбно зашелестели
каштаны, потянуло острым запахом свежей зелени. Ну почему так каждой
весной - не успеваешь проследить, как вырастают листочки? Только вчера тоска
брала от угрюмых голых ветвей, а сегодня оно, это море, уже вовсю шумит,
щебечет, укрывает щели и проемы между домами, и скулы сводит от зеленого
цвета.
Лишь на Подоле, на улице Спасской, Вера Лученко очнулась. И в который
раз поняла: не случайно в такие Дни тянет ее на место, где когда-то стоял
дом родителей. Дом детства. Сейчас тут скверик, и даже есть одна случайная
лавочка. Дома нет уже лет двадцать, а чувство, что он стоит, призрачный, не
видимый, кроме нее, никому - есть.
Как героям из древних мифов, которые черпали силу от прикосновения к
матери-земле, Вере хотелось подзарядиться от земли своего детства. Вот ствол
молодого клена. Его из года в год видела из окна маленькая Вера. Изучила все
царапинки и сучки. А сейчас он такой взрослый, почти незнакомый. Вот здесь,
чуть поднять голову, то самое окно. Когда наступала весна, жильцы вынимали
вату между рамами, снимали вторые рамы с петель, распахивали и мыли окна.
Все соседки надевали цветастые передники, плескали воду на стекла и терли их
тряпками, громко переговариваясь между собой и празднуя весну.
А потом на подоконники ставили веточки вербы - мягкие, шелковые
"котики", дети весны. О них Верочка терлась щекой, смотрела в окно и ждала,
когда подружки выйдут погулять.
Жарким летом окна вовсе не закрывались, под ними папа торжественно
стелил на деревянный пол десяток одеял, и разрешалось спать ночью на полу.
Сперва вечер пах маминым борщом, его чуяли все соседи и заходили с
тарелками. Но потом, к ночи, борщевой запах в носу слабел, его заглушали
запахи травы, листьев и цветов в палисаднике.
Вспоминая, Вера увидела каменное крыльцо и тяжелую, крашенную
темно-красным дубовую дверь с прорезью для почты. Когда она приходила из
школы, дома никого не было. Порой до позднего вечера. Тогда соседи кормили
ее, возвращая борщевой долг. Однажды перепуганная Вера примчалась сюда после
кино: смотрела с одноклассницами фильм "Синдбад-мореход". Девочке казалось,
что уродливые циклопы бегут за ней следом по тихой улице, и она никак не
могла вставить огромный ключ в замок. Потом долго снилось: она вбегает,
захлопывает тяжеленную дверь, а засов не закрывается. Или в почтовую щель
пролезает сморщенная коричневая трехпалая рука... Много позже доктор Вера
поняла, что страх нужен психике, как боль нужна телу - для сигнализации.
Изучала природу страхов и кое-что поняла, во всяком случае ее приемы
"светить страху в глаза" пациентам пригодились.
- А депрессии для чего нужны? - спросила Вера у распахнутых окон своего
призрачного дома, у молчаливых, размытых силуэтов соседей, стоящих за
окнами. И сама же ответила: - Для вразумления души.
А предательства, а измены? Значит, и они зачем-то нужны. Сложности -