"Враг" - читать интересную книгу автора (Чайлд Ли)Глава 08Армейские базы, расположенные за пределами городов, как правило, очень большие. Даже если здания инфраструктуры расположены компактно, вокруг них всегда имеются огромные участки пустой земли. Я впервые попал в Форт-Бэрд, но не сомневался, что он не отличается от всех остальных – маленький, аккуратный город, окруженный большим участком принадлежащей правительству плохой песчаной земли в форме подковы, с низкими холмами и неглубокими долинами, поросшими разрозненными деревьями и кустарником. За долгую жизнь базы деревьям пришлось имитировать ясени Арденн, великолепные хвойные деревья Центральной Европы и раскачивающиеся на ветру пальмы Ближнего Востока. Здесь рождались и умирали целые поколения теорий, касающихся обучения пехотинцев. Здесь полно траншей, окопов и огневых точек. А также крытых стрельбищ, и окутанных колючей проволокой препятствий, и стоящих одиноко хижин, где сексопатологи учат своих подопечных воздействовать на мужское начало врага. Кроме того, наверняка не обошлось без бетонных бункеров и точных копий правительственных зданий, где отряд специального назначения учится освобождать заложников. И естественно, имеются трассы для бега по пересеченной местности, на которых, спотыкаясь и теряя последние силы, тренируются несчастные призывники, а некоторые из них падают и умирают. Вся территория окружена милями старой ржавой проволоки, и на каждом третьем столбе закреплены таблички, предупреждающие, что здесь все принадлежит Министерству обороны. Я вызвал криминалистов, отправился в гараж и выбрал «хаммер», у которого на приборной доске имелся работающий фонарик. Затем я завел его и, следуя указаниям позвонившего мне рядового, поехал к юго-востоку от населенного района, пока не выбрался на неровную песчаную дорогу, ведущую в глубь территории базы. Меня окутывал непроглядный мрак. Проехав больше мили, я увидел вдалеке фары еще одного «хаммера». Он был припаркован под острым углом примерно в двадцати футах от дороги, и его фары высвечивали деревья, отбрасывая длинные злобные тени на лес. Сам рядовой стоял, прислонившись к капоту. Он опустил голову и смотрел в землю. Первый вопрос: как может человек, ночью патрулирующий территорию в машине, увидеть в темноте труп, спрятанный вдалеке, среди деревьев? Я остановился рядом с ним, взял фонарик, вышел в холодную ночь и сразу понял, как это произошло. Посреди дороги валялись обрывки одежды. Сбоку я заметил одинокий ботинок, старый, поношенный, давно чищенный. Самый обычный, из черной кожи, военного образца. К западу от него, примерно в ярде, лежал носок. Потом второй ботинок и второй носок, куртка от полевой формы и оливкового цвета потрепанная рубашка. Вещи были разложены в линию, словно гротескная пародия на эротическую фантазию: ты возвращаешься домой и обнаруживаешь брошенное нижнее белье, которое показывает тебе путь к лестнице, ведущей в спальню. Если не считать того, что рубашка и куртка были перепачканы кровью. Я осмотрел землю у края дороги – она была жесткой и замерзшей. Значит, за улики, оставленные на месте преступления, бояться не стоит. Затоптать следы мне не грозит, потому что никаких следов не осталось. Я сделал глубокий вдох и пошел по следу, проложенному одеждой. Добравшись до жертвы, я понял, почему паренька дважды вытошнило. Меня в его возрасте стошнило бы три раза. Труп лежал лицом вниз на замерзших листьях у основания дерева. Обнаженный. Среднего роста, не крупный. Белый, почти все тело в крови. Руки и плечи были покрыты глубокими ножевыми ранами. Со спины я видел, что лицо у него распухло от множественных ударов. Именных значков я не обнаружил. Тонкий кожаный ремень с медной пряжкой был затянут на шее, а свободный конец болтался в стороне. На спине у трупа собралась густая бело-розовая жидкость, в задний проход убийцы засунули ветку от дерева. Земля под ним почернела от крови. Я уже знал, что когда мы его перевернем, то обнаружим, что ему отрезали гениталии. Я прошел назад по следу, выложенному одеждой, и снова выбрался на дорогу. Патрульный продолжал смотреть в землю. – Где мы находимся? – спросил я у него. – Сэр? – Мы ведь все еще на базе? Он кивнул: – До ограды миля. В любом направлении. – Хорошо, – сказал я. Значит, это наша юрисдикция. Собственность армии, жертва – военный. – Мы подождем здесь. Без моего разрешения никого не подпускай к телу. Понятно? – Да, сэр, – сказал он. – Ты прекрасно справляешься, – похвалил его я. – Вы так думаете? – Ты же стоишь на ногах, – сказал я. Я вернулся в «хаммер» и связался по радио со своим сержантом. Рассказал ей, что произошло и где, и попросил разыскать лейтенанта Саммер, чтобы она позвонила мне по специальному радиоканалу. Затем я стал ждать. «Скорая помощь» прибыла через две минуты. Следом за ней появились два «хаммера» с группой экспертов-криминалистов, которых я вызвал перед тем, как ушел из своего кабинета. Я велел им подождать. Срочности никакой не было. Саммер связалась со мной через пять минут. – Труп в лесу, – сказал я ей. – Я хочу, чтобы вы нашли женщину-психолога, о которой мне рассказывали. – Подполковника Нортон? – Привезите ее сюда. – Уиллард сказал, чтобы вы со мной не работали. – Он сказал, что я не должен привлекать вас к расследованиям специального отдела. Это обычное полицейское дело. – Зачем вам понадобилась там Нортон? – Я хочу с ней познакомиться. Саммер повесила трубку. Я вылез из машины и подошел к врачам и криминалистам. Мы стояли маленькой группкой в холодной ночи, не выключая двигателей, чтобы не разрядились батареи и работали печки. Клубы дизельного выхлопа окутывали машины, точно смог. Я сказал криминалистам, чтобы они переписали одежду, но не прикасались к ней и постарались не уходить с дороги. Мы ждали. Не было ни луны, ни звезд. Сцену освещали лишь прожектора наших машин, тишину нарушали работающие двигатели. Я подумал о Леоне Гарбере. Корея являлась самым крупным постом, который могла предложить армия США. Не самым блестящим, но, вероятно, самым активным и, вне всякого сомнения, самым трудным. У команды военной полиции там было полно работы, значит, он, скорее всего, уйдет в отставку с двумя звездами, что значительно больше того, на что он мог рассчитывать здесь. Если мой брат прав и нас ждут серьезные перемены, получалось, что Леону бояться нечего. Я порадовался за него. Примерно минут десять. Затем я взглянул на ситуацию под другим углом. Я беспокоился еще минут десять, а потом перестал, потому что не пришел ни к какому конструктивному выводу. Саммер появилась прежде, чем я закончил думать. Она сидела за рулем «хаммера», а рядом с ней я разглядел светловолосую женщину с непокрытой головой и в полевой форме. Саммер остановила машину посреди дороги, и нас залило светом фар. Она осталась внутри, а блондинка выбралась наружу, оглядела толпу, вышла на свет и сразу направилась ко мне. Я отдал ей честь исключительно из соображений вежливости и посмотрел на имя у нее на груди. «Нортон». Лацканы ее формы украшали дубовые листья, означавшие, что передо мной подполковник. Она оказалась чуть старше меня, но не намного, была высокой и худой, с лицом, которое больше подошло бы актрисе или модели. – Чем могу вам помочь, майор? – спросила она. Судя по тому, как она это произнесла, она была из Бостона и еще ее не слишком радовало то, что ее вытащили из постели посреди ночи. – Я хочу, чтобы вы кое на что посмотрели, – сказал я. – Зачем? – Возможно, вы смогли бы поделиться со мной своим профессиональным мнением. – Почему я? – Потому что вы в Северной Каролине. Мне потребуется несколько часов, чтобы вызвать сюда кого-нибудь другого откуда-нибудь еще. – А кто вам нужен? – Специалист вашего профиля. – Мне прекрасно известно, что я работаю в классной комнате, – сказала она. – Нет никакой необходимости постоянно об этом напоминать. – О чем? – Здесь все просто обожают сообщать Андреа Нортон, что она книжный червь, в то время как остальные делают настоящую работу. – Мне про это ничего не известно. Я тут недавно. И мне всего лишь нужно первое впечатление специалиста вашего профиля, – повторил я. – И вы не собираетесь надо мной потешаться? – Я хочу получить помощь. Она поморщилась. – Хорошо. Я протянул ей фонарик. – Идите вдоль разбросанной одежды до самого конца. Пожалуйста, ничего не трогайте. Просто запомните свои первые впечатления. А затем я хотел бы обсудить их с вами. Она ничего мне не ответила, молча взяла фонарик и зашагала прочь. Примерно первые двадцать футов ее ярко освещали фары «хаммера» рядового, нашедшего тело, – машина так и осталась стоять носом к лесу. Ее тень танцевала перед ней. Наконец Нортон оказалась за пределами круга света, и я увидел, как в темноте продвигается вперед яркая точка фонарика, а потом и она исчезла. Единственное, что я различал, – это отражение света от голых веток вдалеке и высоко в воздухе. Нортон не было минут десять. Затем я увидел, что к нам направляется луч фонарика. Она вышла из леса той же дорогой, что и скрылась в нем. И сразу подошла ко мне. У нее было совершенно белое лицо. Она выключила фонарик и вернула его мне со словами: – В моем кабинете. Через час. Она села в «хаммер», Саммер проехала немного назад, развернулась и умчалась в темноту. – Ладно, ребята, за работу, – сказал я. Забравшись в свою машину, я стал наблюдать за расползающимся дымом, лучами фонариков, разделившими землю на квадраты, и яркими голубыми вспышками камер, заморозившими движение вокруг меня. Я снова связался по радио со своим сержантом и велел ей позаботиться о том, чтобы открыли морг базы. И чтобы туда наутро вызвали патологоанатома. Через полчаса машина «скорой помощи» съехала на обочину, в нее загрузили завернутое в простыню тело, затем кто-то хлопнул по дверце, и машина сорвалась с места. Прозрачные мешочки для улик были заполнены и помечены бирками. Вокруг трех стволов появилась желтая полицейская лента в форме неровного прямоугольника, примерно сорок на пятьдесят ярдов. Я оставил криминалистов заканчивать осмотр, а сам поехал сквозь ночь к главному зданию базы. Спросил у охраны и получил указания, как добраться до корпуса, где располагался отдел психологии – низкое кирпичное строение с зелеными дверями и окнами, в котором, вероятно, размещались интендантские службы, когда его построили. Оно стояло на некотором расстоянии от штаба базы, примерно на полпути до расположения отряда специального назначения. Со всех сторон его окружала темнота и тишина, но в центральном холле и в одном из окон горел свет. Я припарковал свой «хаммер» и вошел внутрь. По мрачным коридорам добрался до двери с окошком из рифленого стекла в верхней части. За ним горел свет, и было написано по трафарету: «Подполковник А. Нортон». Я постучал и шагнул в маленький кабинет. Здесь было чисто и витал женский запах. Я не стал снова отдавать честь, решив, что эти глупости остались позади. Нортон сидела за дубовым столом армейского образца, заваленным открытыми книгами. Их было так много, что ей пришлось убрать телефон и поставить его на пол. Перед ней лежал желтый полицейский блокнот с записями. Блокнот находился в круге света от настольной лампы, и его цвет отражался на волосах Нортон. – Привет, – сказала она. Я сел в кресло для посетителей. – Кто он? – спросила она. – Понятия не имею, – ответил я. – Не думаю, что нам удастся идентифицировать его по внешности. Его слишком сильно избили. Придется посмотреть отпечатки пальцев. Или зубы. Если они у него остались. – Почему вы захотели, чтобы я на него посмотрела? – Я сказал вам почему. Меня интересует ваше мнение. – А с чего вы взяли, что у меня создастся какое-то мнение? – Мне показалось, что некоторые детали будут вам понятны. – Я не специализируюсь на криминалистике. – Мне это и не нужно. Мне требуется характеристика, и как можно быстрее. Я хочу быть уверен, что двигаюсь в правильном направлении. Нортон кивнула и убрала волосы с лица. – Очевидный вывод: он был гомосексуалистом, – сказала она. – Возможно, его убили именно из-за этого. А если нет, тем, кто на него напал, данный факт был хорошо известен. Я был с ней согласен. – Ему ампутировали гениталии, – добавила она. – Вы проверили? – Я немножко его подвинула, – ответила она. – Прошу меня простить за это. Я помню, что вы просили его не трогать. Я посмотрел на нее. На месте преступления у нее не было перчаток. Крепкая дамочка. Возможно, она не заслужила репутацию книжного червя. – Ничего страшного, – успокоил ее я. – Полагаю, вы найдете его пенис и яички во рту. Сомневаюсь, что щеки у него могли так распухнуть только оттого, что его били. Это обычное символическое заявление, принятое у тех, кто ненавидит гомосексуалистов. Что-то вроде симуляции орального секса. Я кивнул. – О том же говорит тот факт, что он обнажен, и отсутствие личных знаков, – продолжала Нортон. – Отстранение армии от извращенца – это то же самое, что отстранение извращенца от армии. Я снова кивнул. – Введение постороннего объекта в анус говорит само за себя. Кроме того, у него на спине посторонняя жидкость. – Йогурт, – сказал я. – Скорее всего, клубничный, – уточнила она. – Или малиновый. Это старая шутка. Как гей симулирует оргазм? – Он немного стонет, – сказал я. – А потом выливает йогурт на спину своего партнера. – Да, – подтвердила она без малейшего намека на улыбку, наблюдая за мной, не улыбнусь ли я. – А что насчет ножевых ран и сильного избиения? – спросил я. – Ненависть. – А ремень на шее? Она пожала плечами. – Указывает на самостимуляцию. Частичная асфиксия усиливает удовольствие во время оргазма. Я кивнул, уж не знаю в который раз. – Хорошо, – сказал я. – Что «хорошо»? – Таковы ваши первые впечатления. Вы сумели составить на их основе какое-то определенное мнение? – А вы? – спросила Нортон. – Я – да, – ответил я. – Тогда вы первый. – Я думаю, это фальшивка. – Почему? – Слишком много всего, – пояснил я. – Шесть факторов. Он обнажен, пропали личные знаки, гениталии, ветка, йогурт и ремень. Хватило бы любых двух. Ну, трех. Как будто вместо того, чтобы просто разобраться с парнем, они пытались привлечь чье-то внимание. Причем очень старались преуспеть. Нортон молчала. – Слишком много всего, – повторил я. – Это все равно как пристрелить кого-то, потом задушить, потом пырнуть ножом, утопить и избить до смерти. Словно они решили украсить елку уликами. Она продолжала молчать, наблюдая за мной из своего круга света. Возможно, пыталась меня оценить. – У меня сомнения насчет ремня, – сказала она. – К самовозбуждению прибегают не только гомосексуалисты. Все мужчины с точки зрения физиологии испытывают оргазм одинаково – вне зависимости от того, геи они или нет. – Все это сплошная фальшивка, – сказал я. В конце концов Нортон согласилась со мной. – А вы умный, – заметила она. – Для копа? Она не улыбнулась. – Будучи офицерами, мы знаем, что гомосексуалистам запрещено служить в армии. Поэтому нам следует позаботиться о том, чтобы защита ее интересов не помешала нам прийти к правильному выводу. – Моя работа состоит в том, чтобы защищать армию, – напомнил я. – Именно, – сказала Нортон. – Но я не намерен на этом зацикливаться. Я не говорю, что убитый определенно не был геем. Может, и был. Но это не важно. Возможно, те, кто на него напал, знали это, возможно, нет. Я хочу сказать, что убили его вовсе не по этой причине. Однако они сделали так, чтобы это выглядело главной причиной. Но ничего такого они не чувствовали. Они чувствовали что-то другое. Поэтому они переборщили с уликами, как будто не совсем понимали, что делают. Я помолчал немного и добавил: – Как будто отвечали заученный урок. Нортон напряглась. – Урок? – Вы чему-нибудь такому обучаете на своих занятиях? – Мы не учим убивать, – заявила она. – Я спросил не об этом. Нортон кивнула: – Мы обсуждаем такие вещи. Без этого не обойтись. Отрезать у врага член – дело обычное. Это происходило во все времена. Кстати, и во Вьетнаме тоже. Афганские женщины проделывают такие штуки с пленными советскими солдатами в течение последних десяти лет. Мы рассказываем о том, что это символизирует, какое имеет значение, а также о страхе, который вызывают подобные действия. Существует множество монографий, посвященных необычным ранениям. Они служат своего рода посланием народу, к которому принадлежит жертва. Мы говорим о насилии, совершаемом при помощи самых разных предметов. А также о сознательном выставлении напоказ изувеченных тел. Дорожка из одежды – это классический прием. – Вы говорите про йогурт? Она покачала головой. – Нет, но это очень старая шутка. – А что насчет асфиксии? – На наших занятиях мы об этом не говорим, но здесь все читают журналы или смотрят порно по видео. – Вы обсуждаете вопрос сексуальности врага? – Разумеется. Воздействие на сексуальность врага – цель нашего курса. Мы говорим о его сексуальной ориентации, потенции, способности к деторождению. Это базовая тактика. И так было всегда, на протяжении истории. Она действует в обоих направлениях: снижает самомнение врага и повышает наше. Я молчал. Нортон посмотрела мне в глаза. – Вы хотите меня спросить, увидела ли я там, в лесу, результат наших занятий? – Наверное, – проговорил я. – Вам ведь на самом деле не требовалось мое мнение, верно? – спросила она. – Ваши вопросы были всего лишь преамбулой. Вы и сами все поняли. – Я умный для копа, – откликнулся я. – Ответ – «нет», – сказала Нортон. – Я не увидела там, в лесу, результата наших занятий. По крайней мере, в явном виде. – Но вы не исключаете такую возможность? – В мире все возможно. – Вы встречались с генералом Крамером в Форт-Ирвине? – спросил я. – Пару раз, – ответила она. – А что? – А когда вы видели его в последний раз? – Не помню. – Но в последнее время не видели? – Нет, в последнее время не видела, – сказала она. – Почему вы спрашиваете? – А как вы с ним встречались? – На профессиональном уровне, – ответила она. – Вы преподаете свой курс тем, кто служит в бронетанковых войсках? – Ирвин – это не только бронетанковые войска, – сказала она. – Не забывайте, что это еще и Национальный центр подготовки. К нам туда приезжали самые разные люди. Теперь мы ездим к ним. Я молчал. – Вас удивляет, что мы учили танкистов? – Немного удивляет, – пожав плечами, признался я. – Если бы я разъезжал на танке, который весит семьдесят тонн, вряд ли я бы нуждался в психологическом подтверждении собственной значимости. Она по-прежнему не улыбалась. – Мы их учили. Насколько я помню, генералу Крамеру не понравилось, что пехота получает то, чего не дают его танкистам. Между ними существует жестокое соперничество. – А кому вы преподаете сейчас? – Подразделению «Дельта», – ответила она. – Исключительно. – Спасибо за помощь, – сказал я. – Сегодня я не увидела ничего, за что мы могли бы нести ответственность, – заявила Нортон. – По крайней мере, в явном виде. – Это относится к вопросам общей психологии, и не более того. – Ладно, – не стал спорить я. – И мне не нравится, что вы меня об этом спросили. – Ладно, – повторил я. – Спокойной ночи, мэм. Я встал со стула и направился к двери. – А настоящая причина? – спросила она. – Если то, что мы увидели, фальшивка? – Не знаю, – ответил я. – Я не настолько умный. Я вошел в приемную перед своим кабинетом, и сержант, у которой есть маленький сын, налила мне кофе. Затем я отправился в кабинет и обнаружил, что меня ждет Саммер. Она пришла забрать свои записи, потому что дело Крамера было закрыто. – Вы проверили других женщин, кроме Нортон? – спросил я. Она кивнула. – У всех имеется алиби. Новогодняя ночь – лучшее время для алиби. Никто не проводит ее в одиночестве. – Я провел, – сказал я, но она никак не отреагировала на мои слова. Я аккуратно собрал бумаги и сложил их в папку, от которой отстегнул записку со словами: «Надеюсь, с вашей мамой все в порядке». Записку я бросил в ящик стола, а папку протянул Саммер. – Что сказала Нортон? – спросила она. – Согласилась со мной, что это убийство, которое хотели представить как наказание гея. Я спросил ее, присутствуют ли там вещи, о которых они говорят на своих занятиях, но она не сказала ни «да», ни «нет». Только сообщила мне, что это относится к вопросам общей психологии, и не более того. Ей не понравилось, что я стал ее расспрашивать. – И что теперь? Я зевнул, потому что ужасно устал. – Будем работать, как обычно работаем над нашими делами. Мы еще даже не знаем, как зовут жертву. Думаю, завтра это выяснится. Встречаемся на посту в семь, договорились? – Договорились, – сказала она и направилась к двери с папкой в руках. – Я звонил в Рок-Крик, – сказал я ей вслед. – Попросил писаря найти копию приказа, по которому меня перевели сюда из Панамы. – И что? – Он сказал, что приказ подписан Гарбером. – Но? – Это невозможно. В новогоднюю ночь Гарбер позвонил на пост, а когда я взял трубку, он удивился. – Зачем же писарю врать? – Не думаю, что он наврал. Скорее всего, подпись подделана. – Такое возможно? – Это единственное объяснение. Гарбер не мог забыть, что он перевел меня сюда за сорок восемь часов до своего звонка. – И что все это значит? – Не имею ни малейшего представления. Кто-то где-то играет в шахматы. По мнению моего брата, мне следует выяснить, кто настолько сильно хотел, чтобы я находился здесь, что вытащил меня из Панамы, а вместо меня поставил какого-то придурка. Вот я и попытался это узнать. А теперь я думаю, что нам следует задать такой же вопрос касательно Гарбера. Кому так сильно нужно было убрать его из Рок-Крика, что на его место посадили придурка и урода? – Но ведь Корея – это настоящее продвижение по службе, разве не так? – Вне всякого сомнения, Гарбер его заслужил, – сказал я. – Только все произошло слишком рано. Это пост для генерала. Обычно Министерство обороны ставит данный вопрос перед Сенатом, и это происходит осенью, а не в январе. Нет, здесь все было проделано срочно, в панике. – Довольно бессмысленный шахматный ход, вам не кажется? – возразила Саммер. – Зачем переводить сюда вас и убирать Гарбера? Эти действия нейтрализуют друг друга. – Возможно, мы имеем дело с двумя игроками. Как в перетягивании каната. Хороший парень и плохой парень. Счет один-один. – Но плохой парень мог легко одержать победу. И отправить вас в отставку. Или в тюрьму. У него ведь имеется жалоба гражданского лица. Я ничего не сказал. – Не складывается, – продолжала Саммер. – Тот, кто играет за вас, согласился отпустить Гарбера, но оказался достаточно могущественным, чтобы удержать вас здесь даже при наличии жалобы. Он наделен огромной властью, и Уиллард понимает, что не может предпринять против вас никаких действий, хотя ему бы этого очень хотелось. Знаете, что получается? – Да, знаю, – сказал я. Она посмотрела мне в глаза. – Это означает, что вас считают важнее Гарбера, – проговорила она. – Гарбера отослали, а вы остались здесь. Потом она отвела взгляд и замолчала. – Вы можете говорить свободно, лейтенант, – сказал я, и она снова посмотрела на меня. – Вы не важнее Гарбера. Этого просто не может быть. Я снова зевнул. – Тут я с вами спорить не стану, – сказал я. – По данному конкретному вопросу. Дело не в выборе между мной и Гарбером. Она кивнула. – Да. Дело в выборе между Форт-Бэрдом и Рок-Криком. Форт-Бэрд важнее. То, что происходит здесь, считается более секретным и значительным, чем в штабе особого отдела. – Согласен, – сказал я. – Но что, черт подери, здесь происходит? |
||
|