"Виталий Владимиров. Северный ветер с юга (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Пустая кровать Лехи Шатаева.
Следующий.
Сажин с закрытыми глазами лежал на боку, лицом к окну, отвернувшись
от Гальштейна. Но по насупленным бровям, крепко стиснутым губам и едва
уловимому прищуру глаз ясно, что он не спит.
Роман Борисович тронул Сажина за плечо.
- Сажин!.. Сажин, проснитесь... Что с вами Сажин?
Сажин поднял веки. Глаза остались неподвижно устремленными в окно,
задумчиво созерцая ведомое только им.
- Что с вами? Почему вы не отвечаете?
Сажин перевернулся на спину и стал рассматривать в потолке палаты то
же, что он видел раньше в окне. Потом веско, размеренно сказал:
- Правды нет, не было и не будет.
Длинной паузы не выдержал Гальштейн:
- Все очень просто, Роман Борисович, - волновался Гальштейн.
На его лице всплыли красные пятна, он держался руками за край одеяла
и, лежа, напряженно держал вертикально голову. Как худая, носатая птица,
опрокинутая на спину.
- Я поспорил с товарищем Сажиным, о чем неважно, попросил супругу
принести из дому книгу, в которой черным по белому написано, что я, Петр
Дмитриевич Мальков, комендант Кремля, привел в исполнение приговор Фаине
Каплан. Показал книгу товарищу Сажину и тем доказал ему, что не мог он
Фаню видеть и разговаривать с ней. А товарищ Сажин стал грозить мне,
ударил по лицу, всех вас, сочинителей, перерезать надо, говорит. Я не
могу. Я больше не могу. Я прошу выписать меня, понимаете? Я вас очень
прошу...
Голова Гальштейна, как бы не выдержав напряжения, упала, наконец, на
подушку.
- Больной Гальштейн, немедленно успокойтесь! Что за истерика? Или вам
делать здесь, в тубдиспансере, нечего как доказывать правду? А вам, Са-
жин, стыдно бить пожилого человека, больного человека. Ведь это вы жало-
вались, что Титов не дает вам спать, просили удалить Титова из палаты,
как опасно больного, а теперь склоку затеваете? Вам здесь плохо? Я пере-
вожу вас в другую палату. Сейчас же.


Глава двадцать вторая


Титов умер через семнадцать дней. Я заходил к нему два раза и при этом
сам превращался из сопалатника в посетителя.
Сидел у его кровати, не зная о чем говорить, с теплым яблоком в руке,
которое он суетливо мне сунул - ешь, Валерка, поправляйся. Он знал, что
его ждет и не верил, не мог поверить, отворачивался от смерти, как име-
нинник от безобразного подарка. За три дня до смерти он перестал есть -
токсикоз - его рвало до желчи от невинного кусочка хлеба. После этого он
буквально сгорел. Под подушкой у него нашли лезвие опасной бритвы. Я
вспомнил как он обмолвился в разговоре со мной:
- Не дамся я ей, отворю кровь, пусть попляшет, - и в глазах его
взметнулся злорадный огонек...