"Дмитрий Владимиров. Шаги к горизонту или несколько ударов ниже пояса" - читать интересную книгу автора

Давя стон. И вот я один, Зато я как небо - велик. Я свой горизонт поломал,
Наступив на друзей. Из легких я с кровью Последний свой выдавил крик:
"Воды! Хоть немного!" Но нету в округе людей...
Шаги.
Кто-то, не могу различить его лица, подходит ко мне.
- Здравствуй, мальчик.
Мальчик? Это я-то мальчик? Да он что, совсем свихнулся?
- Здравствуй, мальчик.
Мальчик? И тут я вспоминаю. Мальчик...

"...На улице безутешно, словно в истерике, заливается плачем ветер,
роняя на землю слезы, хлопает резными ставнями, расшатывает калитку.
Где-то вдалеке воет собака. Похоже, бездомная.
Светловолосый мальчик сидит в неудобной позе, прислушиваясь к
печальному вою..."

Я вспоминаю. Комната. Комната, которую нельзя покидать. Комната, в
которой сосредоточена вся вселенная. И мальчик. Это ведь я. Как давно это
было... Комната? Так значит?
Я с ужасом смотрю на незнакомца, а он с ужасом смотрит на меня. Лица
его не рассмотреть, только звезды - там, где положено быть глазам.
- Кто ты? - с ужасом спрашиваю я, чувствуя, что такой знакомый и
привычный мир рушится, сминается, теряет свои очертания.
Вон исчез дом, фонарь. Куда-то пропал кусок неба, а вместо него
перегородка, деревянная балка, осыпающаяся штукатурка. Слева появилась
книжная полка. Впереди - дверь балкона. Развалюха-диван. Комната.
Не такая, как я ее помню, без камина, больше похожая на каморку. Но
она. Несомненно.
У моего собеседника вдруг начинает проявляться лицо, как на
фотобумаге. И вот он сидит передо мной, смотрит на меня с укором карими
глазами. Светловолосый мальчишка, лет десяти. Я.
Это сейчас у меня темные волосы, в детстве они были ближе к
соломенному цвету, а с возрастом вот, потемнели.
- Зачем ты это сделал? - спрашивает он.
- Что?
- Зачем ты вернулся в комнату?
Зачем?
Дзинь-Дзинь, что-то звенит на улице, ударяясь о брусчатку тротуара,
и, не переставая звенеть, катится вниз по улице.
Это с неба падают звезды.
Мое призрачное королевство, королевство, где я был королем в
изгнании, мессией, Командором, тает. Я снова один.
Хуже. Я наедине с самим собой. Не придуманным, настоящим.
- Ты любишь боль, - тихо продолжает мальчик, - ты пронизал болью весь
свой мир. Почему?
- Не знаю, - устало говорю я, пытаясь отвести глаза. Не могу.
А ведь знаю, наверное, как приятно чувствовать боль, чувствовать, что
тебе хуже, чем другим. Мне всегда нравились мученики.
- Чего ты хочешь? Красиво сесть в тюрьму, с чувством выполненного
долга? Или тебя больше привлекает расстрел, пуля точно в сердце или под