"Дональд Вудс Винникотт. Пигля (Отчет о психоаналитическом лечении маленькой девочки)" - читать интересную книгу автора

и говорила: "Я мама. Я малышка". К ней нельзя было обратиться,
как к ней самой. Она начала лепетать не свойственным ей высоким
голосом. Когда она говорила серьезно, голос был намного ниже.
Младенцем Пигля была необыкновенно самодостаточна. Когда
родилась Сусанна, мать тут же осознала, что Пигле требуется
гораздо больше внимания. В доме пели песенку, которая
ассоциировалась с младенчеством Пигли*, но когда недавно
родители запели ее, она горько заплакала и сказала:
"Перестаньте. Не пойте эту песню". (Со мной она напевала одну
мелодию и была очень довольна, когда я говорил: "Проплывают
мимо корабли", я узнал, что этой песне ее научил отец.)
Песня, которая ей не нравилась, была немецкой песней с
искусственно подобранными английскими словами и была, очевидно,
тесно связана с близким отношением матери к ребенку. Родным
языком ее матери был немецкий; отец же был англичанином.
В отношении "черной мамы" и "бабаки" мне еще не все было
ясно. Кошмары Пигли могут быть и о "бабаке", и о поезде.
Этот ребенок не был приучен к горшку, но когда в доме
появился новый младенец, она научилась им пользоваться за
неделю. Она была из тех детей, которые сначала не говорят, но
затем внезапно начинают разговаривать свободно. Девочка раньше
все время играла, но с переменой обстановки у нее развилась
тенденция лежать в кроватке и сосать большой палец, и при этом
совсем не играть. У нее было отличное чувство равновесия, но
после произошедших в ней перемен она стала падать, плакать и
обижаться. Вела себя своевольно. Матерью только понукала. С
шести месяцев обожала отца и уже тогда говорила: "Папа!" Но
вскоре забыла это слово, либо просто не могла больше его
произносить. С началом перемен, казалось, стала воспринимать
мать как отдельного человека, прониклась любовью к ней, и в то
же время стала сдержанней по отношению к отцу.
Несколько дней спустя из телефонного разговора с матерью я
узнал, что после консультации Пигля, впервые после рождения
сестры, позволила считать себя ребенком, вместо постоянного
выражения протеста. Собственно, она улеглась в коляске и
занялась бесчисленными бутылочками. Однако никому не разрешала
называть ее Пиглей. Либо малышкой, либо матерью. Пигли были
черные и плохие. "Я малышка". Мать, похоже, чувствовала, что
Габриела не так сильно страдала. Она нашла способ
символизировать свои переживания, как мать это выразила.
Родители чувствовали свою беспомощность. Они, казалось, были не
в состоянии увидеть позитивные аспекты способности ребенка
решить свои проблемы с помощью своих внутренних процессов. С
другой стороны, были правы, считая ее нынешнее состояние
неудовлетворительным.
Пигля лежала в кроватке и беспричинно плакала. Когда они
ушли от меня, она сказала: "Бабака", как будто что-то забыла.
Потом сказала: "Доктор Винникотт не знает о бабаках - о
бабаке". Она также сказала, что мишка хочет поехать назад в
Лондон играть с доктором Винникоттом, но она не хочет. Между