"Эндрю Уилсон. Лживый язык " - читать интересную книгу автора

сенсацией. Книга получила огромное количество восторженных отзывов и была
переведена на все основные языки мира. Издатели и читатели Крейса на всем
земном шаре ждали выхода его следующего романа - он был una stella,[3] ни
больше ни меньше, сказала синьора Гондолини, - но тот ничего нового так и не
написал, во всяком случае, не издал.
Очевидно, с деньгами от продажи прав на экранизацию своего романа Крейс
был достаточно богат и не имел нужды кормиться писательским ремеслом, однако
странно, что столь страстный, амбициозный человек больше не желал видеть
свое имя в печати. Возможно, ему больше не о чем писать, заключила синьора
Гондолини. Или он просто исписался. А может, виной тому сердечные дела?
Черные глаза синьоры Гондолини лукаво блеснули. Ее муж отвернулся,
притворившись, будто не слышал ее слов.
Личность Крейса меня заинтриговала. В письме я сообщил, как узнал о
том, что ему нужен помощник, и вкратце рассказал о себе - что окончил
Лондонский университет по специальности "История искусства" (степень еще не
присвоена), владею базовым итальянским и что мне нужно остаться в Венеции на
три - шесть месяцев, чтобы начать писать свой роман. Я сказал, что, на мой
взгляд, мог бы быть ему неплохим компаньоном, и, памятуя о том, что поведала
мне о Крейсе синьора Гондолини, добавил, что ценю тишину и уединенность.
Конечно, письмо мое не было шедевром эпистолярного жанра, зато оно было
недлинным и, я надеялся, непретенциозным. Я его аккуратно сложил, сунул в
конверт и запечатал. На обратной стороне конверта я написал адрес своей
гостиницы и сверился с картой. Палаццо Крейса находилось всего в десяти -
пятнадцати минутах ходьбы от гостиницы. Я решил, что не стану прибегать к
услугам почты, а доставлю письмо лично.
Я собрал свои вещи и вышел на улицы вечернего города.
Днем кишащая туристами, Венеция, когда солнце садилось над лагуной,
превращалась в совершенно другой город. Я брел по не имеющим названия
улочкам, глядя на клочки луны, отражавшейся в воде, и мне казалось, что я
куда-то ускользаю. Я не думал ни о поисках работы, ни об Элайзе, ни о
положении дел дома, в Англии. Никто не знал, что я здесь, и я чувствовал
себя абсолютно свободным.
Я пересек площадь Санта-Мария Формоза, где, согласно преданию, однажды
святому Магнусу привиделась "фигуристая" Мадонна, миновал церковь,
построенную в ее честь, и зашагал по одной из узких улочек, отходящих от
площади. Я блуждал по лабиринту переулков, которые, казалось, все вели к
одному и тому же темному каналу, но нужного дома найти не мог.
Потом возле Калле-дельи-Орби на моем пути возник узкий темный
безымянный переулок, переходивший в чуть более широкую улочку -
Калле-делле-Челле ("улица келий"), в конце которой и стояло палаццо Крейса.
Подобраться к дому можно было только по крошечному мостику, перекинутому
через канал с улицы прямо к освещенному снаружи величественному парадному
входу, за которым, по-видимому, находился внутренний двор. По центру
большого трехэтажного идеально симметричного здания тянулись, словно хребет
давно умершего чудовища, ряды окон - по четыре на каждом этаже. Наружная
поверхность арок была облицована белым мрамором. В одной из комнат на первом
этаже мерцала свеча, освещая отдельные участки затемненного помещения; в
неярком свете странные тени ложились на потолок. Тишину нарушал только тихий
плеск воды.
Я достал из сумки конверт и, стараясь ступать тихо, перешел по мостику