"Алан Уилльямс. Дневники Берии " - читать интересную книгу автора

В начале вечера он ударился в воспоминания - в основном о западных
лидерах, с которыми был знаком. И хотя мы сто раз это слышали, были
внимательны, так как он замечал все!
Ему больше всего нравился канадский миллионер Бивербрук, которого
англичане произвели в лорды, хозяина забавляла приверженность этого
газетного магната к идеалам Британской империи, которая вот-вот скончается.
Он считал Бивербрука хитрым пройдохой, который в глубине души не был
антисоветчиком. Он даже заметил, что не прочь бы иметь Бивербрука в
Политбюро.
Черчилль упрям - родился антисоветчиком, и его можно только хитростью
взять, но дружить с таким невозможно. Рузвельт - слабоумный инвалид,
типичный представитель американской буржуазии. А де Голля он ненавидел -
заносчивый зануда с высокопарными идеями насчет французов, этой нации
бездельников. И вечно эта презрительная мина - как будто вокруг дурно
пахнет.
Потом Старик начал стрелять издевками, в основном донимал услужливого
Ворошилова: помни, тебе повезло, что мы разрешили принимать тебе парад в
День Победы, после того, как ты оскандалился в 1941 году. Бедняга позеленел
в своей маршальской форме.
Но что хуже всего - Старик начал угощать нас уже в который раз своими
разговорами о войне. Хвастался, что именно мечом социализм утвердил себя. Но
уверенности у него заметно поубавилось в связи с делом Тито и в результате
фиаско в Берлине. Только и ждет возможности отомстить. Как только пропустит
пару литров, мечтает об Армагеддоне. Как-то, подняв дежурный тост за победу
под Сталинградом, оскалился в мою сторону:
"Ну, вешатель, когда вздернешь весь титовский сброд, тебе придется
выдать несколько твоих новых бомбочек - поможем нашим товарищам на Западе!"
Самое страшное, что это не просто шутки. Они могут завтра стать
приказом к действию. Он даже предложил тост "за наших предков, Петра
Великого и Ивана Грозного и их героические дела", будто сам был русским!
От таких разговоров даже у меня кровь стынет з жилах. Все эти маршалы и
их компания такие лизоблюды, что на брюхе поползут выполнять любой приказ и
рта не раскроют. А он, несмотря на берлинское фиаско и бомбу, недооценивает
противников. Уверен, что американцы слишком любят свою сытую жизнь и не
будут помогать Европе; с англичанами все кончено, с французами и итальянцами
тоже - наши товарищи там прочно утвердились. Как в Чехословакии. А Германии
так всыпали, что она не вздумает снова воевать.
Я пытаюсь вставить, что мы превосходим эти страны численностью войск,
но в ядерном вооружении отстаем, но он только отмахивается и говорит, что
американцы трусы и ни за что не осмелятся бросить бомбу на матушку Россию.
(Вот японцы - другое дело - желтая раса, а американцы в душе расисты.)
А у самого так и загораются жадностью глаза, когда думает о
Средиземноморье, Англии, Африке и Аравии. А пока ест и пьет и мечтает о
несбыточном, собственная страна лежит перед ним холодная и голодная.
К концу вечера настроение у меня было отвратительное. Поскребышев и
Армянин, как всегда, были в стельку пьяны, и их увели в туалет. Я сам сильно
напился и был рад оказаться в своей машине. Ехал в город и думал, что вечер
прошел сравнительно неплохо. Ведь на этих вечеринках, как мы любили шутить,
не было разницы между тухлым яйцом, подложенным под зад, и пулей в спину.
Москва, январь 1950 г.