"Тед Уильямс. Война Цветов " - читать интересную книгу автора

В таком большом лечебном учреждении с впечатляющим списком беспокойных,
а иногда и опасных пациентов (проблемы с тенью, спонтанное чародейство,
инфекционные галлюцинации и случаи неконтролируемых превращений) наиболее
примечательная больная кажется до странности тихой и безобидной. У нее
собственные апартаменты в южном крыле благодаря попечению знатного и
могущественного семейства (которое, если не считать редких посещений ее
брата, не желает иметь с ней больше ничего общего), но с тем же успехом она
могла бы прозябать в придорожной канаве, поскольку окружающей ее роскоши
совершенно не замечает. Солнце каждое утро заглядывает в ее комнаты, но она
не смотрит на окна. Каждое утро ее поднимают с постели, куда уложили
накануне вечером, умывают и одевают, словно мертвое тело, которое готовят к
погребению. День за днем, если погода позволяет, ее усаживают в кресло -
задача нелегкая даже для самых сильных санитаров, ибо больная, несмотря на
хрупкость, отличается высоким ростом, длинными конечностями и беспомощна,
как тряпичная кукла, - и вывозят в сад.
Она сидит там, глядя прямо перед собой, с аккуратно уложенными на
коленях руками, с лицом красивым, но бессмысленным, как колокол без языка,
пока кто-нибудь снова не придет за ней.
Однажды во время одного из отключений энергии, частота которых в городе
и его окрестностях с недавних пор вызывает тревогу, о ней забыли. Ночная
сиделка, увидев пустую кровать, пошла искать пациентку и нашла ее все на том
же кресле в саду, с устремленным в никуда взором, в промокшем от росы платье
и с мурашками на молочно-белой коже.
Мастер Медуница очень расстроился тогда, не столько из-за жалости -
личности с натурой администратора затруднительно испытывать жалость к той, в
ком жизни не больше, чем в восковой фигуре, - сколько из страха, что семья
пациентки узнает об этом упущении и заберет ее из "Циннии", лишив лечебницу
значительной доли доходов. Двух сестер уволили, ночному санитару вынесли
строгий выговор, однако на больной проведенная в саду ночь сколько-нибудь
заметным образом не отразилась.
Ее имя, согласно записи в истории болезни, было Эрефина, но Медуница не
допускал никакой фамильярности в отношениях между персоналом и пациентами,
или "гостями", как он выражался, особенно когда дело касалось "гостей" из
знатных домов - какими бы интимными эти отношения ни являлись и каким бы
малоприятным ни был сам пациент. В лицо, в это пустое лицо, которому
оживление придало бы редкую красоту, больную именовали исключительно "леди
Примула" или "миледи". Уважительные слова и прикосновения заботливых рук,
судя по всему, значили для нее не больше, чем ночная роса. Если бы и она, и
ее служители были смертными, они могли бы между собой потихоньку называть ее
бездушной, но эльфы не претендуют на обладание душой - если у них и есть
нечто такое, то они об этом не знают.
Сестры и сиделки "Циннии", многие из которых беззастенчиво носили
крылья и с полной несознательностью верили в старые сказки, были уверены,
что у их недвижимой, безмолвной подопечной, такой красивой и лишенной какой
бы то ни было жизни, есть своя история, темная, романтическая, с трагическим
оттенком - но если администратор или кто-нибудь еще эту историю знал, для
других она оставалась тайной. За мятным чаем, между сплетнями о наплечниках
мастера Медуницы и гадких наклонностях близнецов Пиретрум, они называли ее
"Тихой Девой-Примулой" и пытались разгадать, что же довело ее до столь
ужасного состояния, но и самые смелые догадки даже отдаленно не приближались