"Торнтон Уайлдер. Мост короля Людовика Святого [И]" - читать интересную книгу автора

Едва не выпав из кресла, маркиза наклонилась вперед и, обливаясь
счастливыми слезами, показала этот ангельский жест. Мифический жест,
сказал бы я, потому что сцена эта была лишь навязчивым сном.
- Я рада, что вы пришли, - продолжала она, - ибо теперь вы услышали
из моих собственных уст, что она не пренебрегала мной, как говорят
некоторые люди. Верьте, сеньора, вина была моя. Посмотрите на меня.
Посмотрите на меня. Какая-то нелепая случайность дала такую мать такой
прекрасной девочке. Я тяжелый человек. Утомительный. Вы и она - великие
женщины. Нет, не прерывайте меня: вы редкие жен-
щины, а я всего лишь нервная... безрассудная... глупая женщина. Позвольте
мне поцеловать ваши ноги. Я невыносима. Невыносима. Невыносима.
Тут старая дама и в самом деле выпала из кресла; Пепита подняла ее и
уложила в кровать. Перикола шла домой как потерянная и долго сидела перед
зеркалом, глядя себе в глаза и стиснув ладонями щеки.
Но постоянным свидетелем тяжелых часов маркизы была ее маленькая
компаньонка Пепита. Пепита была сиротой, а вырастила ее настоятельница
монастыря мать Мария дель Пилар, странный гений Лимы. Единственное
свидание двух великих женщин Перу (такими обрисовались они в исторической
перспективе) произошло в тот день, когда донья Мария посетила
настоятельницу монастыря Сайта Марии Росы де лас Росас и спросила, нельзя
ли ей взять из приюта себе в компаньонки какую-нибудь смышленую девочку.
Настоятельница пристально смотрела на карикатурную старуху. Мудрость даже
самых мудрых на свете людей несовершенна, и мать Мария дель Пилар, которая
умела разглядеть несчаст-
ную человеческую душу под любой маской дерзости и тупости, отказывала в
этом маркизе де Монтемайор. Она задала маркизе множество вопросов, а потом
замолчала в раздумье. Ей хотелось дать Пепите светский опыт жизни во
дворце. Ей хотелось также использовать старую даму в своих интересах. И
она была полна мрачного негодования от того, что видела перед собой одну
из самых богатых женщин Перу - и самых слепых.
Настоятельница принадлежала к тем людям, чья жизнь источена любовью к
идее, опередившей на несколько веков назначенное историей время. Она
билась с косностью своей эпохи, желая облечь хоть каким-то достоинством
женщину. В полночь, закончив подводить счеты своего хозяйства, она
предавалась безумным мечтам о тех днях, когда женщины организуются для
защиты женщин: женщин в пути; женщин в услужении; женщин больных и старых;
женщин, которых она видела в шахтах Потоси и в ткацких мастерских;
девочек, которых она подбирала у дверей дождливой ночью. Но наутро
действительность
снова напоминала ей, что женщины в Перу, даже ее монашки, живут двумя
понятиями: первое - все их несчастья, прошлые и будущие, объясняются тем,
что они недостаточно привлекательны, чтобы привязать к себе мужчину и
сделать своей опорой; и второе - его ласка стоит всех мирских невзгод. Она
не знала других мест, кроме окрестностей Лимы, и полагала, что здешняя
испорченность - нормальное состояние человечества. Оглядываясь из нашего
столетия, мы видим всю несбыточность ее надежд. И двадцать таких женщин не
произвели бы впечатления на ее век. Тем не менее она трудилась не покладая
рук. Она напоминала ласточку из басни, которая раз в тысячу лет приносит
зернышко пшеницы, надеясь насыпать гору до луны. Такие люди вырастают во
все времена; они упрямо возятся со своими зернами, и ухмылки толпы их даже