"Шэрон Уэттерли. Лики любви " - читать интересную книгу автора

не может, но открыл в себе замечательный талант. Взглянув на полотна,
Фонтеро моментально определял, насколько они "продаваемы". Он сделал
несколько очень удачных вложений, потом устроил выставки-продажи ближайшим
друзьям - и неожиданно для самого себя сталобитателем "богемного квартала".
Потом весьма состоятельным научился меценатствовать - и делал это со вкусом
и удовольствием, никогда не навязываясь друзьям и знакомым, но всегда
пребывая в готовности прийти на помощь по первому зову.
За воспитание Констанс и Брижит он взялся неожиданно легко и весело -
казалось, за многие годы он истосковался по семье. Поэтому внучки нежились в
его любви, как в лучах парижского солнца. Гийом баловал своих малышек,
старательно ограждал их от любых неприятностей, удовлетворял любые прихоти.
Соответственно и многочисленные его друзья и протеже, приходя к нему в
гости, обязаны были уделять внимание очаровательным девчушкам.
Такая веселая и захватывающая жизнь, однако, подействовала на девочек
по-разному. Констанс, и так довольно замкнутая, боялась разочаровать дедушку
и его замечательных друзей и старалась быть послушной и "правильной". А
хохотушка Бри, напротив, регулярно испытывала терпение мсье Фонтеро.
Впрочем, сейчас Констанс не собиралась вспоминать детские проделки
сестры. Ее гораздо больше интересовало настоящее. Два года назад Гийома не
стало - он ушел из их жизни так же вольно и внезапно, как и появился в ней.
Уже после похорон семейный доктор поведал им, что последние несколько лет
мсье Фонтеро пытался вылечиться от рака, но категорически запретил
рассказывать об этом членам семьи. "Нечего отравлять девочкам жизнь
беспокойством за чокнутого старикана! - весело объявил он врачу. - Я вовсе
не хочу, чтобы они оказались прикованными к моей постели и заодно приковали
к ней и меня!" Он и в самом деле до последнего момента не оставлял своих
вечных пирушек и организовывал какието вечеринки, ни взглядом, ни жестом, ни
выражением лица не выдавая, что мучается от страшных болей. Лишь за
несколько дней до смерти Гийом слег и уже не смог подняться. Ошарашенной
Брижит как раз хватило времени, чтобы написать кузине в Америку, а бросившая
все свои дела Констанс успела только на похороны. Ей даже не удалось
поплакать над могилой деда - Гийом завещал, чтобы на его похоронах была
музыка и танцы, а кто-то из его молодых друзей-скульпторов по еще
прижизненной просьбе почившего вырезал на его надгробии: "Салют! Не смейте
рыдать обо мне - это испортит мне настроение там, где я сейчас!"
После смерти Гийома Констанс почти сразу вернулась в Америку. Ей была
невыносима мысль о том, что надо разбираться с бумагами и счетами деда. Все
эти обязанности как-то сами собой легли на плечи Брижит, которая проявила
прекрасную деловую хватку. С тех пор она часто писала кузине что-то про ее
долю наследства, но Констанс не нуждалась в деньгах. За десять лет она
сделала успешную карьеру, еще в студенческие годы выбрав профессию
художника-декоратора. Теперь картины невероятно модной художницы мадемуазель
Лакомб украшали многие дома Лос-Анджелеса.
Однако при всем внешнем благополучии Констанс гораздо чаще чувствовала
себя несчастной, чем счастливой. Она была уважаема, принимаема, любима
поклонниками своего таланта, но при этом глубоко одинока. Ее постоянно
окружали друзья, но девушке остро не хватало той сердечности, к которой она
привыкла в доме у Гийома, и той близости, которая была у них с кузиной. Да и
отношения с мужчинами не складывались. Констанс как-то с тоской написала
Брижит, что самый длинный в ее жизни роман продолжался всего два месяца. Она