"Герберт Уэллс. В дни кометы" - читать интересную книгу автора

моим именем слово "любый", что означало "любимый". Но когда начались мои
философствования, ее ответы стали менее нежными.
Не хочу утомлять вас рассказом о нашей глупой детской ссоре, о том, как
в одно из воскресений я отправился в Чексхилл без приглашения и еще больше
испортил дело, а затем поправил его, написав письмо, которое она нашла
"милым". Не буду рассказывать вам и о последующих наших недоразумениях.
Виновником всегда оказывался я, и до последней ссоры я всегда мирился
первый; а между ссорами мы пережили несколько моментов нежной близости, и
я очень любил мою Нетти. Беда была в том, что в темноте и уединении я
неотступно думал о ней, о ее глазах, о ее прикосновении, о ее сладком,
чарующем присутствии; но, когда я садился за письмо к ней, меня обуревали
мысли о Шелли, о Вернее, о самом себе и о прочих совершенно неподходящих
материях. Пылкому влюбленному труднее высказать свою любовь, чем тому, кто
совсем не любит. Что же касается Нетти, то я знаю, она любила не меня, а
эту сладостную таинственность. Разбудить в ней страсть суждено было не
мне... Так тянулась наша переписка. Вдруг она написала мне, что
сомневается, может ли она любить социалиста и неверующего; за этим письмом
последовало другое, совершенно неожиданное и по стилю и по содержанию. Она
считает, что мы не подходим друг другу, что у нас разные вкусы и
убеждения, что она давно уже собирается вернуть мне мое слово. Итак, я
получил отставку, хоть и не сразу понял ее. Письмо я прочел, когда пришел
домой, получив от старого Роудона довольно грубый отказ прибавить мне
жалованья. Поэтому я в тот вечер лихорадочно пытался как-то осознать и
примириться с двумя неожиданными и ошеломляющими открытиями: и Нетти и
Роудон совершенно во мне не нуждаются. А тут еще разговор о комете!
Каково же было мое положение?
Я до того сроднился с мыслью, что Нетти - моя навсегда, ибо таковы
традиции "верной любви", что обдуманные, холодные фразы ее письма, после
того как мы целовались, шептались и были так близки, потрясли меня до
глубины души. И Роудон тоже меня не ценит! Мне казалось, что весь мир
внезапно обрушился на меня, грозит сокрушить и уничтожить и что мне
необходимо защитить свои права каким-нибудь решительным образом. Мое
уязвленное самолюбие не находило утешения ни в вере моего детства, ни в
неверии последних лет.
Хорошо было бы сейчас же уйти от Роудона и каким-нибудь необычайным и
быстрым способом озолотить его конкурента Фробишера, владельца соседних
гончарен!
Первую часть этой программы выполнить было нетрудно, - стоило только
подойти к Роудону и объявить ему: "Вы еще обо мне услышите", - но вторая
часть могла и не удаться: Фробишер мог подвести меня и не разбогатеть.
Это, впрочем, было не так важно. Важнее всего - Нетти. В голове у меня
теснились обрывки фраз для письма к ней. Презрение, ирония, нежность - что
выбрать?..
- Вот досада! - сказал вдруг Парлод.
- Что такое?
- Разожгли печи на чугуноплавильном заводе, и дым мешает мне смотреть
на комету.
Я решил воспользоваться перерывом и поговорить с Парлодом.
- Знаешь, - начал я, - мне, наверно, придется все бросить. Старый
Роудон не дает прибавки, а мне теперь нельзя будет продолжать работу на