"Герберт Уэллс. В дни кометы" - читать интересную книгу автора

квартировал помощник клейтонского приходского священника) - словом,
занимала более низкое положение в обществе, чем миссис Стюарт, они
поддерживали дружеские отношения, и мать время от времени посещала домик
садовника в Чексхилл-Тоуэрсе. Я обыкновенно сопровождал ее. И я помню, как
ясным, светлым июльским вечером, в один из тех долгих золотистых вечеров,
которые не уступают места ночи, а - скорее из любезности - допускают
наконец на небо месяц с избранной свитой звезд, у пруда с золотыми
рыбками, где сходились тисовые аллеи, Нетти и я робко признались друг
другу в любви. Я до сих пор помню - и всегда испытываю волнение при этом
воспоминании - то трепетное чувство, которое охватило меня тогда. Нетти
была в белом платье, ее волосы спадали мягкими волнами над сияющими
темными глазами; нежную шею охватывало жемчужное ожерелье с маленьким
золотым медальоном посредине. Я поцеловал ее несмелые губы и потом целых
три года - нет, наверное, в течение всей жизни, и ее и моей, - я готов был
умереть за нее.
Вы должны понять - а понимать с каждым годом становится все труднее, -
до какой степени тогдашний мир во всем отличался от нынешнего. Это был
мрачный мир, полный беспорядка, болезней, страданий, которые можно было бы
предотвратить; полный грубости и бессмысленной, непредумышленной
жестокости, и тем не менее, а быть может, именно вследствие того, что весь
мир был объят мраком, на долю человека выпадали иногда редкие минуты такой
красоты, какая теперь стала уже невозможной. Великая Перемена совершилась
навеки, счастье и красота окружают нас от рожденья до смерти, на земле
теперь - мир, и в людях - благоволение. Никому и в голову не придет
мечтать о возвращении бедствий прежнего времени, и, однако, даже тогда
серую завесу мрака изредка пронизывала такая яркая радость, такое пылкое
чувство, каких теперь уже не бывает. Уничтожила ли Перемена крайности в
жизни или, быть может, так кажется мне просто потому, что молодость моя
ушла - да и силы зрелости уже на ущербе - и унесла с собой восторги и
отчаяние, оставив мне только опыт, сострадание и воспоминания?
Не знаю. Чтобы ответить на этот неразрешимый вопрос, нужно было бы быть
молодым и тогда и теперь.
Быть может, холодный наблюдатель даже и в старое время нашел бы мало
красоты в наших фотографиях. Они хранятся в столе, на котором я пишу, и я
вижу на них неловкого юнца в плохо сшитом костюме, купленном в магазине
готового платья. А Нетти... Да и Нетти плохо одета, поза у нее напряженная
и искусственная, но за фотографией я вижу ее живую прелесть, снова ощущаю
то таинственное очарование, которое влекло меня к ней. Ее лицо живет даже
и на фотографии, иначе я давно уничтожил бы этот портрет.
Красота не поддается описанию. Как жаль, что я не владею другим
искусством и не могу нарисовать на полях моей рукописи то, чего не
выразишь словами. Ее глаза смотрели так строго. Ее верхняя губа была
чуточку короче нижней, и поэтому-то так мило складывался ее рот и
расплывался в прелестную улыбку. О, эта милая, строгая улыбка!
Поцеловавшись, мы решили пока ничего не говорить родителям о нашем
окончательном решении. Потом пришла пора расстаться. Застенчиво простился
я с Нетти при посторонних, и мы с матерью пошли через освещенный луною
парк - в чаще папоротника слышался шорох встревоженных ланей - к
железнодорожной станции Чексхилла, чтобы вернуться в наш темный подвал в
Клейтоне. Затем почти год я видел Нетти только в мечтах. При следующей