"Герберт Уэллс. Об уме и умничанье" - читать интересную книгу автора

завитушки. У него начисто отсутствует главное свойство джентльмена: умение
быть великодушно-банальным. Я ж...
Если говорить о личном достоинстве, то юному отпрыску почтенного
семейства, небездарному от природы, не к чему унижаться до подобного
кривлянья. Умничанье - последнее прибежище слабодушных, утеха тщеславного
раба. Вы не можете победить с оружием в руках и не в силах достойно снести
второстепенную роль, и вот себе в утешение вы пускаетесь в эксцентричное
штукарство и истощаете свой мозг острословием. Из всех зверей умнейший -
обезьяна, а сравните ее жалкое фиглярство с царственным величием слона!
И еще, я никак не могу избавиться от мысли, что ум - наибольшая помеха
карьере. Разве приходилось вам видеть, чтобы по-настоящему умный человек
занимал важный пост, пользовался влиянием и чувствовал себя уверенно?
Взять, к примеру, хотя бы Королевскую академию или суд, а то и... Какое
там!.. Ведь само понятие разума означает способность постоянно искать
новое, а это есть отрицание всего устоявшегося.
Когда Крихтон начинает особенно действовать мне на нервы, обретает
новых поклонников или входит в еще большую славу, я утешаюсь мыслями о
дяде Августе. Это была гордость нашей семьи. Даже тетя Шарлотта
произносила его имя с замиранием в голосе. Он отличался поразительной, я
бы даже сказал, исполинской глупостью, которая прославила его и, что
важнее, доставила ему влияние и богатство. Он был прочен, как египетская
пирамида, и от него так же трудно было ждать, чтоб он хоть капельку
сдвинулся с места или сделал что-нибудь неожиданное. О чем бы ни шла речь,
он всегда выказывал полнейшее невежество; все, что он изрекал своим
звучным баритоном, было чудовищно глупо. Он мог - я не раз был тому
свидетелем - сровнять с землей какого-нибудь умника типа Крихтона своими
похожими на трамбовку тяжелыми, плоскими и увесистыми репликами, которых
было ни отразить, ни избегнуть. Он неизменно побеждал в спорах, хотя
совсем не был остер на язык. Он просто подминал под себя собеседника. Это
походило на встречу шпажонки с лавиной. Душа его обладала колоссальной
инертной массой. Он не знал волнения, не терял выдержки, не утрачивал сил,
он давил - и все тут. Умные речи разбивались о него, как легкие суденышки
о бетонированные берега. Его точным подобием является его надгробный
памятник - массивная глыба из нетесаного гранита, откровенно безобразная,
но видная за милю. Она высится над лесом крохотных белых символов людской
скорби, будто и на кладбище он подавляет собой целую толпу умников.
Уверяю вас, разумное есть противоположность великому. Британская
империя, как и Римская, создана тупицами. И не исключено, что умники нас
погубят. Представьте себе полк, состоящий из шутников и оригиналов. Свет
еще не знал государственного деятеля, который не отличался бы хоть малой
толикой глупости, а гениальность, по-моему, непременно в чем-то сродни
божественной простоте. Те, кого принято называть великими мастерами -
Шекспир, Рафаэль, Милтон и другие, - обладали какой-то особой
непосредственностью, неизвестной Крихтону. Они заметно уступают ему в
блеске, и общение с ними не оставляет в душе тягостного духовного
напряжения. Даже Гомер временами клюет носом. В их творениях есть
пригодные для отдыха места - широкие, овеваемые ветром луговины и мирные
уголки. А вот Крихтон не открывает вашим взорам просторов Тихого океана;
он томит вас бесконечным видом на мыс Горн; всюду хребты да пики, пики да
хребты.