"Герберт Уэллс. Препарат под микроскопом" - читать интересную книгу автора

то же самое. Уэддерберн был еще спокойнее, чем обычно, а у Хилла весь день
горели щеки, и карманы его пальто раздулись от учебников и тетрадей, с
которыми он не расставался До последнего мгновения. А на следующий день,
утром и вечером, студенты держали практический экзамен: они должны были
делать срезы и определять препараты. Утро привело Хилла в уныние, так как
он понимал, что приготовил слишком толстый срез, а потом настал вечер, и
дело дошло до таинственного препарата.
Это был один из излюбленных приемов профессора ботаники. Здесь было
нечто общее с подоходным налогом: он сулил вознаграждение за жульничество.
На предметный столик микроскопа устанавливался препарат - стеклянная
пластинка, которую удерживали на месте легкие стальные пружинки;
инструкция гласила, что препарат нельзя смещать. Студенты подходили по
очереди, зарисовывали препарат, описывали в экзаменационной тетради то,
что они увидели, и возвращались на свои места. Одно неосторожное
прикосновение пальца, какая-нибудь доля секунды - и препарат сдвинется с
места. А это было, как объяснил профессор, недопустимо, так как объект,
который следовало определить, представлял собой срез ствола определенного
дерева. В том положении, в каком он стоял, узнать его было очень трудно,
но стоило немного сдвинуть пластинку, как в поле зрения попадал другой
участок среза и происхождение препарата становилось вполне очевидным.
Когда подошла очередь Хилла, он был возбужден после возни с
биологическими красителями; усевшись на табурет перед микроскопом, он
повернул зеркало, чтобы лучше осветить объект, и машинально подвинул
пластинку с препаратом. Тотчас же вспомнив о запрещении, он, не отрывая
руки, сдвинул стеклышко на прежнее место и замер в ужасе от своего
поступка.
Затем он осторожно повернул голову. Профессор куда-то вышел;
демонстратор, восседая на своей импровизированной трибуне, просматривал
"Журнал научной микроскопии", остальные экзаменующиеся были заняты и
сидели к нему спиной. Стоит ли сейчас признаться? Он сразу понял, что
лежит под микроскопом. Это была "чечевичка", характерный препарат бузины.
Не спуская глаз с товарищей, Хилл заметил, что Уэддерберн вдруг обернулся
и бросил на него подозрительный взгляд. Умственное возбуждение, которое в
продолжении двух дней поддерживало удивительную работоспособность Хилла,
превратилось в страшное нервное напряжение. Экзаменационная тетрадь лежала
перед ним. Не записывая своего ответа и глядя одним глазом в микроскоп, он
начал бегло зарисовывать препарат. Мысли его были заняты внезапно
возникшей, нелепой и головоломной моральной проблемой. Опознать ли
препарат? Или просто оставить вопрос без ответа? Тогда Уэддерберн,
вероятно, выйдет на первое место. Если бы стекло не сдвинулось, догадался
бы он, что перед ним бузина? Как это теперь выяснить? Впрочем, возможно,
что Уэддерберн не узнал "чечевичку". А что, если Уэддерберн тоже сдвинул
стекло? Хилл посмотрел на часы. У него еще есть пятнадцать минут на
размышление. Он захлопнул тетрадь, собрал цветные карандаши, которыми
раскрашивал рисунки, и вернулся на место.
Он перечитывал свою запись, грыз ногти и думал. Признаться теперь -
значило бы навлечь на себя неприятности. Он _должен_ одолеть Уэддерберна.
Его кумиры, почтенные джентльмены Джон Бернс и Бредло, вдруг вылетели у
него из головы. В конце концов, говорил он себе, взгляд, брошенный на
запретную часть препарата, был совершенно невольным; это была чистая