"Герберт Уэллс. Искушение Хэррингея" - читать интересную книгу автора

ошибаться.
- Подождите минуточку! - сказал Портрет с тревогой. - Я хочу сделать
вам одно предложение, вполне деловое предложение. Мои слова - сущая
правда. Вам не хватает вдохновения. Что ж, я вам помогу. Вы, конечно,
слышали о легендах про Кельнский собор и Чертов мост...
- Чепуха! - воскликнул Хэррингей. - Неужели вы воображаете, что я
загублю душу ради удовольствия написать хорошую картину, которую все равно
потом разругают? Вот вам за это!
Кровь стучала у него в висках. Опасность, по его словам, раззадоривала
и придавала мужества. Набрав на кисть красной краски, он залепил ею рот
своему созданию. Итальянец в негодовании начал стирать краску и плеваться.
И тут, как рассказывал Хэррингей, начался удивительный поединок. Художник
замазывал полотно красной краской, а Портрет корчился и старался ее
стереть.
- Вы напишете два шедевра, - предложил искуситель. - Две гениальные
картины за душу художника из Челси. Согласны?
Хэррингей ответил новым ударом кисти.
В течение нескольких минут было слышно только, как шлепала кисть, как
плевался и бранился итальянец. Немало краски попало на руку, которой он
защищался, но часто Хэррингей бил без промаха - прямо в лицо.
Но вот кончилась краска на палитре, и противники замерли, запыхавшись и
пристально глядя друг другу в глаза. Итальянец был так перепачкан красным,
будто вывалялся в крови на бойне. Он едва переводил дыхание и ежился: его
щекотала краска, стекавшая ему за воротник. Но все же первый раунд
окончился в его пользу, и он упорствовал.
- Подумайте хорошенько, - сказал он. - Два непревзойденных шедевра, и в
разных стилях. Каждый не уступает фрескам в соборе, и...
- Придумал! - крикнул Хэррингей и ринулся вон из мастерской, по
коридору, в комнату своей жены.
Через минуту он прибежал с малярной кистью и внушительной банкой
эмалевой краски, на которой было написано: "Цвет воробьиного яйца".
При виде этого красноглазый искуситель завопил:
- Три шедевра! Непревзойденных! Небывалых!
Хэррингей размахнулся, сплеча хватил кистью наискось по полотну и,
набрав еще краски, запечатал ею глаз демона. Послышалось бормотанье:
"Четыре шедевра", - и Портрет стал отплевываться.
Но теперь Хэррингей был хозяином положения и не собирался сдаваться.
Быстрые и решительные мазки один за другим ложились на трепещущее полотно,
пока, наконец, оно не превратилось в однородную блестящую поверхность
"цвета воробьиного яйца". На миг снова показался рот, но он успел только
проговорить: "Пять шедев..." - и Хэррингей залил его краской. Потом вдруг
сверкнул злобным негодованием красный глаз, но после этого уже ничто не
нарушало однообразия быстро сохнувшей эмалевой глади. Правда, от легкого
содрогания полотна краска продолжала еще кое-где пузыриться, но потом
улеглась, и полотно замерло в неподвижности.
Тогда Хэррингей (так по крайней мере он рассказывал) сел, закурил
трубку, устремил взгляд на покрытое эмалевой краской полотно и попытался
разобраться в том, что случилось. Потом он обошел мольберт, чтобы
посмотреть на обратную сторону полотна. И тут ему стало досадно, что он не
сфотографировал дьявола, прежде чем похоронить его под эмалевой краской.