"Герберт Уэллс. Филмер" - читать интересную книгу автора

- Но, право, - сказал Хикл, - совершенно не обязательно ему самому
подниматься в воздух только из-за того, что он изобрел...
- Как же он может не подняться? - спросила леди Мэри с чуть заметной
насмешкой.
- Если он теперь заболеет, это будет весьма некстати, - строго сказала
миссис Бэнгхерст.
- Не заболеет, - ответила леди Мэри, вспомнив взгляд Филмера.
- Все будет в порядке, - сказал Бэнгхерст Филмеру по дороге к
павильону. - Просто вам надо глотнуть коньяку. Понимаете, лететь вы должны
сами. Даже обидно было бы... Не можете же вы позволить кому-то другому...
- Да нет, я сам хочу лететь, - сказал Филмер. - Я возьму себя в руки. В
сущности, я и сейчас почти готов... нет! Сперва я все-таки глотну коньяку.
Бэнгхерст ввел его в небольшую комнатку, взял пустой графин и вышел за
коньяком. Его не было, вероятно, минут пять.
Историю этих пяти минут написать невозможно. Люди на восточной стороне
трибун временами видели в окне лицо Филмера, оно прижималось к стеклу,
потом отодвигалось и пропадало. Бэнгхерст, что-то крикнув, исчез за
главной трибуной, и сейчас же оттуда показался дворецкий с подносом и
направился к павильону.
Комнатка в павильоне, где Филмер принял свое последнее решение, была
уютная, с очень простой зеленой мебелью и старинной конторкой - Бэнгхерст
в личной жизни был неприхотлив. На стенах висели небольшие гравюры с
картин Морланда, была там и полка с книгами. А кроме того, Бэнгхерст
случайно забыл здесь свое мелкокалиберное ружье, из которого иногда,
забавы ради, стрелял грачей; оно лежало на конторке, а на углу каминной
полки стояла коробка и в ней несколько патронов. Шагая взад и вперед по
комнате и стараясь найти выход из мучительного положения, Филмер подошел
сначала к изящному маленькому ружьецу, лежавшему на бюваре, а потом к
коробочке с четкой надписью на красной этикетке: "Калибр 22.
Дальнобойные".
Должно быть, его сразу осенило.
Как выяснилось, никто не подумал о Филмере, когда раздался выстрел,
хотя в маленькой комнатке он должен был прозвучать очень громко, а рядом,
за тонкой перегородкой, в бильярдной, находилось несколько человек. Однако
дворецкий, по его словам, открыв дверь и почувствовав едкий запах пороха,
мигом понял, что произошло. Ибо кто-кто, а прислуга в усадьбе Бэнгхерста
уже и раньше догадывалась о том, что творилось на душе у Филмера.
Весь этот тяжелый день Бэнгхерст вел себя, как, по его мнению, подобало
человеку, сраженному непоправимым несчастьем, и гости, хоть, право, это
было нелегко, старались сделать вид, будто не поняли, как ловко его надул
покойный. Публику, рассказал мне Хикс, словно ветром сдуло; и в Поезде на
Лондон не было, кажется, пассажира, который не знал бы заранее, что летать
человеку никак невозможно. "А все же, - говорили многие, - раз уж дело
зашло так далеко, он мог бы и попробовать".
Вечером, когда почти все уже разъехались, Бэнгхерст не выдержал и дал
волю своему отчаянию. Мне говорили, что он плакал (должно быть,
внушительное зрелище!), и, конечно, он сказал, что Филмер загубил его
жизнь, а затем предложил и продал весь аппарат Мак-Эндрю за полкроны.
"Я-то думал..." - начал было Мак-Эндрю после завершения сделки и умолк.
Назавтра имя Филмера в "Новой газете" впервые упоминалось реже, чем в