"Меридіани (На украинском и русском языках)" - читать интересную книгу автора (сборник)

5

В день убийства Коврова капитан Раскатов был занят делом Куликова — телевизионного мастера, подозреваемого в связи с иностранной разведкой. Расследование подходило к концу.

Именно поэтому полковник Гулбис предложил ему принять непосредственное участие в расследовании загадочного убийства писателя.

Он решил, что капитан Раскатов должен побывать у сестер Саулите на квартире и выяснить, какая из картин скрывает тайну и где следует искать тайник.

Было видно, что Раскатов неохотно уступает другим почти законченное дело Куликова. Он порывался что-то сказать, но Гулбис сделал вид, что не замечает.

— Старшая дочь художника Саулитса, Астра, работает экскурсоводом в музее латышского и русского искусства. А младшая, Мирта, учится в консерватории, отличница. Вот дело Саулитса. Я взял его в архиве.

Гулбис искоса посмотрел на Раскатова и понял, что тот ждет его решения.

— Будет так, как я сказал, — произнес он и положил руку на плечо капитана. — Пойми меня правильно. Это задание не менее важное…

Капитан Раскатов не спеша поднялся по лестнице. На площадке второго этажа его обогнала девушка в голубом платье. Раскатов невольно ускорил шаги. Но девушка внезапно остановилась на площадке третьего этажа и вынула из сумочки ключ.

Раскатов стал сзади. Девушка обернулась и вопросительно посмотрела на него.

— Мирта Саулите? — спросил он.

— Да.

— А ваша сестра дома?

Мирта бросила взгляд на ручные часики.

— Думаю, что дома.

Мирта отперла дверь.

— Проходите.

— Это ты, Мирта? — донеслось из кухни, и в переднюю вошла женщина лет тридцати пяти.

— О, ты не одна!

— Это к тебе.

— Да, я к вам, Астра Вольдемаровна. — Раскатов отрекомендовался, показал свое удостоверение.

— Право, я ничего не понимаю, — растерялась Астра.

— Астра Вольдемаровна, мне нужна ваша помощь, только и всего.

— Извините меня… Что же мы стоим, пойдемте в комнату. Мирта может посидеть с нами?

— Да, да, — Раскатов ободряюще улыбнулся.

Разговор поначалу не клеился. Раскатов сидел и мучительно подыскивал то единственное слово, которое наверняка может успокоить этих женщин, внести ясность в их собственное представление об отношении к ним окружающих.

Внезапно это слово пришло само собой, и Раскатов удивился, как звучит оно просто и вместе с тем весомо:

— Ваш отец патриот.

В лицах этих женщин что-то дрогнуло, исчезло напряженное выражение, с которым они ждали начала разговора. Они облегченно вздохнули, но продолжали молча, выжидательно смотреть на Раскатова. Наконец старшая, глядя Раскатову прямо в глаза, тихо сказала:

— Патриот… Это очень ответственное слово. До сих пор я не слышала четких исчерпывающих определений в адрес нашего отца. Они были туманны и расплывчаты… Его имя не причисляли ни к этой категории лиц, ни к прямо противоположной.

Астра Саулите была права. Имя ее отца еще вызывало немало пересудов, и уж, конечно, никому до сих пор не приходило в голову приписывать ему какой-либо подвиг. Капитан Раскатов это хорошо понимал. Но сообщение, сделанное Стабулниеком, в корне меняло сложившееся представление о художнике Саулитсе. Поэтому Раскатов без всякого преувеличения мог назвать его патриотом.

— Астра Вольдемаровна, в то время, когда ваш отец покидал Ригу, вам было семнадцать лет, вы были уже достаточно взрослой… Припомните, говорил ли вам отец что-нибудь о спрятанных им картинах?

— Ах, он спрятал картины? Какие? Часть его картин в музее. Некоторые в частных собраниях. Остальные здесь, в этой комнате.

Раскатов понял, что ей об отцовской тайне ничего не известно.

— Я так надеялся, что вы что-нибудь знаете, — сказал он с сожалением. — Какие он спрятал картины, мы можем только догадываться. По всей вероятности, экспонаты музея западного искусства, к которым он имел доступ, работая там. Нам известно, что художнику Саулитсу удалось спрятать от немцев несколько ценных полотен. И место тайника он обозначил на одной из картин, находящейся, очевидно, здесь.

— Вот как? Отец, конечно, мог спрятать картины. Это единственное, что он мог сделать в том подневольном положении, в котором оказался. Я теперь припоминаю, он говорил, что необходимо что-нибудь спасти, если немцы будут вывозить картины. Но как это сделать? Это не открытки, они требуют много места, в одиночку это сделать невозможно. А доверяться кому-либо из своих сотрудников он не решался. Значит, ему все же удалось спрятать.

— Астра Вольдемаровна, расскажите об этих картинах.

— “Летний день на Даугаве”, “Покинутый хутор”, “Березовая роща”, “Морской прибой” и другие пейзажи пронизаны солнечным светом. Все эти картины написаны еще до войны. А вот эту акварель отец сделал перед тем, как уехать из Риги в сентябре сорок четвертого года.

Сердце Раскатова замерло, когда он услышал это. Он сидел за столом и внимательно смотрел на акварель. Картина называлась “Вечер”. На ней была изображена половина какой-то комнаты с двумя окнами. Слегка опершись рукой на подоконник, стоит женщина в длинном платье. Она смотрит на виднеющуюся вдали башню Рижского замка.

— Вы не возражаете, если я осмотрю эту картину детально?

— Что за вопрос? — Астра пододвинула стул.

Раскатов снял картину и поставил ее на стол. Картина, как и все остальные, была вставлена в массивную багетную раму. Но все же это была акварель, и Саулитс поместил ее под стекло. И по тому, как далеко отстоял от стекла картон, придавливающий к нему картину, Раскатов понял, что между ними слой бумаги.

— О, да тут с ходу и не разберешься! — сокрушенно сказал он, поглаживая раму.

— Что вам мешает сделать это не спеша? — Астра приветливо улыбнулась. — Вы возьмите картину с собой. Потом вернете.

— Большое спасибо. Я как раз хотел вас об этом попросить.

Мирта, до сих пор не вступавшая в разговор, принесла газеты и шпагат.

— Давайте я помогу вам упаковать, — предложила она.

Уходя, Раскатов попросил сестер не говорить никому о причине его визита.

Картину он вернул на следующий день.

— Ну что, удалось расшифровать, где спрятаны картины? — спросила Астра, едва он переступил порог.

— Это все не так просто, Астра Вольдемаровна, придется еще поискать, — ответил Раскатов.

Он помог повесить картину на место.

— А как мы узнаем о результате поисков? — осведомилась Мирта.

— Я зайду к вам еще не один раз, — пообещал Раскатов, собираясь уходить.

— Может быть, вы согласитесь выпить с нами чаю? — предложила Астра. — Еще не поздно. — Она посмотрела на старинные часы, висевшие на стене.

— Действительно, — оживилась Мирта, — останьтесь!

Предложение сестер было согрето неподдельным радушием.

Раскатов согласился. Мирта убежала на кухню и через минуту вернулась с подносом.

Астра разливала чай.

— Вы предупредили, чтобы мы никому не говорили о вашем визите, даже близким знакомым, — начала Мирта.

Раскатов утвердительно кивнул головой.

— А другу можно? Самому-самому лучшему?

— И другу нельзя.

— Так ведь он — это… Это еще папин друг, — вздохнула Мирта. — Он бы так обрадовался.

— Вот неугомонная. Да все равно ты ему ничего рассказать не сможешь, пока он в Майори в доме отдыха, — сказала Астра и пояснила Раскатову: — Это она о Роланде Витолсе. Он архитектор. Очень был дружен с отцом, и это чувство перенес на нас.

— Это не совсем так. С одними он дружит больше, а с другими меньше. — Мирта лукаво улыбнулась, допивая свой остывший чай.

Астра снисходительно улыбнулась, словно говоря: “Ну что с ней поделаешь?” — и перевела разговор на другое.

Раскатов засиделся у сестер и, когда вернулся домой, его одинокая комната показалась ему пустой и неуютной. Долго не мог уснуть, до мельчайших подробностей вспоминая вечер, проведенный у сестер Саулите.

До сих пор его работа обязывала быть сдержанным и подчас даже суровым с людьми, с которыми приходилось иметь дело. Но то были представители другого лагеря. По долгу службы и своим собственным убеждениям Раскатов не мог относиться к ним иначе. Сейчас же все обстояло не так. Он выступал в роли доброго вестника, и эта миссия пришлась ему по душе.

Несмотря на то, что сестры выросли в разное время, они были воспитаны одинаково. В обеих чувствовалось изящество и утонченность и вместе с тем естественность и простота в обращении с другими.

Да, Раскатову еще не приходилось знакомиться с такой девушкой, как Мирта. Он рад был этому открытию. С этой мыслью он и уснул.

На следующий день он уже сознательно придумывал, под каким бы предлогом снова встретиться с сестрами.

И вдруг, — надо же такое! — вечером в трамвае увидел Мирту. Она стояла на задней площадке и задумчиво смотрела в окно.

— Здравствуйте, Мирта.

Было видно, что девушка тоже обрадовалась встрече. Они вышли на остановке Меркеля.

— Вам в какую сторону? — осведомился Раскатов.

— В консерваторию. Ездила к факультетскому комсоргу с поручением, а его нет дома. Придется зайти сказать, что не застала.

— Значит, на минуту? — обрадовался Раскатов. — Я вас подожду. Можно?

Мирта смущенно улыбнулась, сказала:

— Пожалуйста.

Разговаривая, они подошли к консерватории.

Не прошло и десяти минут, как Мирта вышла, и они долго гуляли в парке Кирова.

Встретился с ней и на другой день, и получил приглашение на концерт, где она будет петь. Решительно все в этой девушке нравилось ему…

Все это вспомнил Раскатов сейчас, сидя в кабинете полковника Гулбиса.

Полковник перебирал разложенные перед ним документы.

У него на столе лежали слипшиеся фотографии и бумаги, представляющие собой большую ценность: они способны раскрыть не одну тайну прошлых злодеяний, предотвратить преступления в настоящее время. Но еще понадобится долгий кропотливый труд многих людей, чтобы тайное стало явным…

Из динамика доносилась музыка, она была созвучна настроению Гулбиса. Он прислушался: неторопливым разливом звучала томительно-скорбная мелодия “Реквиема” Моцарта. Да, эта музыка посвящается настоя — мм людям, борцам за народное дело, за торжество разума и светлое будущее, и благодарные живые, исполненные готовности повторить их подвиг, оплакивают ушедших.

Гулбис посмотрел на фотографии и брезгливо отодвинул их в сторону. Лица с застывшим выражением, они казались ему нереальными, но вместе с тем зловещими тенями, порожденными хаосом и мраком войны