"Меридіани (На украинском и русском языках)" - читать интересную книгу автора (сборник)2— Раскатов? Уже вернулся? Зайди ко мне, — сказал полковник Гулбис и положил телефонную трубку. В кабинет вошел высокий молодой человек и подсел к столу. — Вот что, Саша, — обратился к нему Гулбис, — вчера, примерно в десять часов утра, позвонил мне писатель Ковров. Он сообщил, что у него сидит какой-то товарищ, которому, как я понял, известно что-то по делу Эберта. Ковров сказал, что приедет для разговора ко мне домой в девять вечера. Но я прождал его напрасно. Несколько раз звонил ему, но никто не отвечал. Утром — то же самое. Сейчас уже одиннадцать часов, а между тем квартира Коврова не отвечает. Похоже, что-то случилось. Нужно немедленно ехать к Коврову. Ты поедешь со мной. Гулбис снял трубку внутреннего телефона и позвонил в бюро пропусков: — Это Гулбис. Если меня будет спрашивать товарищ Ковров, вызовите к нему майора Озолса. — А он в курсе дела? — спросил Раскатов. — Да, я его предупредил. Полковник Гулбис велел остановить машину. Пройдя квартал, чекисты вошли в дом, где жил Ковров, Позвонили, но дверь никто не открыл. Позвали понятых — дворника и жильца с первого этажа. — Беру под свою ответственность, Саша, нажимай, — решительно сказал Гулбис, и они навалились на дверь. Пришлось немало повозиться, прежде чем дверь поддалась. Из гостиной дверь вела в кабинет. Гулбис толкнул дверь носком ботинка и остановился на пороге. У книжного шкафа на полу, уткнувшись лицом в лужу крови, лежал Ковров. Около него валялась бронзовая статуэтка, изображавшая всадника, занесшего над головой шашку. — Посмотрите, товарищи, только ничего не трогайте и не прикасайтесь к наличнику двери, — позвал Гулбис понятых. Он обернул носовым платком телефонную трубку и поднес к уху. Позвонил. Услышав голос майора Озолса, как можно спокойнее произнес: — Говорит Гулбис. На улице Екабпилс (он назвал номер) серьезное происшествие. Немедленно высылайте группу. Буду ждать. Гулбис отошел к двери и окинул взглядом комнату. — Помнится, над книжным шкафом всегда висел портрет жены Коврова, — сказал он. — Теперь портрет лежит на шкафу. — Должно быть, оборвался. Вот даже дырка от гвоздя разворочена, — подал голос дворник. — Вот, вот, — подхватил Гулбис. — Возможно, так и было. Портрет оборвался как раз в тот момент, когда Ковров что-то доставал в шкафу. Видите, дверцы шкафа открыты. Падая, портрет ударился о статуэтку и свалил ее на голову Коврова. Рана оказалась смертельной. — Какой ужас! — прошептал старик-понятой, закрыв лицо руками. Гулбис отпустил понятых и предупредил, чтобы они никому не говорили о случившемся. — Даже без эксперта, я уверен, что это инсценировка, — сказал Гулбис, когда они остались вдвоем с Раскатовым. — Расположение этих оригинальных сувениров я хорошо помню. Всадник раньше стоял не на шкафу, а вот здесь, — Гулбис указал на угол письменного стола, — вместо него здесь снарядная гильза с осенними листьями. Зачем они поменялись местами и когда? — Действительно, гильзе на столе не место, — согласился Раскатов. — Это вещь громоздкая, ее здесь легко можно задеть и свалить на пол. — А вот мы и посмотрим, давно ли эта самая “ваза” стоит здесь. Подождем, что скажет эксперт. Вскоре приехала следственная группа. Фотограф заснял положение тела под разными ракурсами и ряд вспомогательных деталей. Обследовав место, где стояла гильза, эксперт пришел к выводу, что она поставлена здесь недавно, — уже после возвращения Коврова в Ригу. Диаметр гильзы был гораздо меньше незапыленного места, на котором она стояла. А на шкафу как раз все обстояло наоборот. В квартире хоть и была идеальная чистота, но за время отсутствия Коврова все же на вещи лег тончайший слой пыли. Врач установил, что смерть наступила мгновенно — пролом черепа в теменной части с повреждением мозга. — Товарищи, примем за основу такую версию, — предложил Гулбис, — Коврову был нанесен удар по голове статуэткой в тот момент, когда он что-то брал в шкафу. Давайте искать этому подтверждение. После тщательного осмотра книжных полок было обнаружено, что Коврова интересовала нижняя полка, точнее, ее левый угол. Именно оттуда кто-то доставал книгу в красном сафьяновом переплете. Потом ее поставили на место. — Ренан, — прочел Гулбис, перелистывая страницы. В глаза ему бросилась фраза, подчеркнутая синим карандашом: “Всем, терпящим крушение в море бесконечности, — снисхождение”. Тут же на письменном столе лежал синий карандаш, которым, очевидно, была подчеркнута эта фраза. Остальные карандаши, тоже остро отточенные, стояли в стаканчике на письменном приборе. — Что ты думаешь по этому поводу? — спросил Гулбис, обращаясь к Раскатову. — Как мне кажется, товарищ полковник, Ковров кого-то к чему-то склонял… Может быть, обещал смягчение наказания, и потому привел пример из классики. — Похоже на это, Саша. Похоже. Заметьте, кто-то ударил Коврова по голове, когда тот стоял к письменному столу спиной и ставил книгу в книжный шкаф. Потом на полу имитировал след падения статуэтки. Надо отдать должное преступнику, несчастный случай он инсценировал неплохо, даже сорвал с гвоздя портрет. — Только не учел все же очень и очень многого, — подсказал врач. Раскатов повернулся к нему: — Конечно, он не учел, что на место происшествия приедет человек, который не раз бывал здесь раньше. А у товарища полковника память на вещи цепкая. Раскатов выдвинул ящик письменного стола. — Здесь какое-то письмо! — воскликнул он, доставая конверт. На листке бумаги было написано несколько строк. Гулбис пробежал глазами письмо. — “Пожалуйста, позвоните мне, когда вы сможете со мной встретиться. Стабулниек”, — повторил он в раздумье. — Письмо послано четыре дня назад. Стабулниек… Стабулниек… Не с него ли следует начинать? Кто это? — Если это убийца, то почему же он не уничтожил свое письмо? Наверняка он постарался бы его найти. А оно почти на виду, — сказал эксперт. — А я не утверждаю, что убийца — он. Мне только кажется, что между этим письмом и убийством Коврова есть какая-то связь. Вы уж тут без нас сделайте все, товарищи, а мы с Сашей поедем в Управление. Стабулниек жил в Старой Риге в начале улицы Ленина в сером сумрачном доме. Расшатанные перила на пузатых, как самовары, балясинах от каждого прикосновения взвизгивали и качались. По осевшим ступеням Гулбис и Раскатов поднялись на третий этаж. Раскатова поразило обилие наклеек на почтовом ящике и рядом на двери, с названиями газет и журналов, которые выписывает Стабулниек. “Сколько же надо иметь времени, чтобы прочесть все это!” — с завистью подумал он и покрутил старинную вертушку, заменявшую электрический звонок. Дверь открыла худощавая женщина лет пятидесяти и провела их в комнату. — Петр, к тебе пришли! — крикнула она в глубь коридора. И сейчас же в дверях появился Стабулниек, держа в руках пачку газетных вырезок. — Чем могу быть полезен? — спросил он. Гулбис и Раскатов показали свои удостоверения. — Присаживайтесь, пожалуйста, — Стабулниек переложил со стульев на стол пачки журналов. — А я думал, что вы меня вызовете к себе. Признаться, не ждал вашего визита. — Лицо Стабулниека улыбалось. — Почему вы так решили? — поинтересовался Гулбис. С лица Стабулниека сбежала улыбка. — Но ваш визит связан… Одним словом… писатель Ковров… — Стабулниек выжидательно посмотрел на Гулбиса. — Да, да, конечно, — поспешно заверил Гулбис. — Тогда я вас не совсем понимаю… — Глаза Стабулниека смотрели теперь настороженно. — Отчего же? Это ваше письмо? — Гулбис протянул Стабулниеку письмо, обнаруженное в квартире Коврова. — Мое. Но позвольте… Разрешите еще раз посмотреть ваши документы. — Пожалуйста, пожалуйста. Стабулниек долго смотрел то на фотокарточки, то на удостоверения, то на лица собеседников. — Вы и есть Эгон? — спросил он нерешительно. И получив от Гулбиса утвердительный ответ, совсем растерялся. — Тогда спрашивайте. — С чего начнем? — С чего вам угодно. — Мне хотелось бы, чтобы начали вы, — Гулбис и Раскатов переглянулись. Стабулниек перехватил их взгляд. — Я вас не совсем понимаю. Мне хотелось бы знать, что вам сказал Ковров? Вы меня извините, я вас вижу впервые, — сказал он нервно. — Я вас понимаю, но вы все же успокойтесь. — Тогда разрешите мне позвонить Анатолию Николаевичу и спросить, как быть. Теперь Гулбис убедился, что Стабулниек и есть тот человек, о котором ему говорил Ковров. Нервозность Стабулниека была понятна, он чувствовал, что Гулбис чего-то не договаривает, выжидает и, не открывая свои карты, сам стремится все узнать. Очевидно, не было смысла больше тянуть, и Гулбис сказал прямо: — С писателем Ковровым произошел несчастный случай. Он погиб. — О боже! Когда? — лицо Стабулниека побелело. — Вчера, после вашего ухода. — Как, дома? — Скажите, товарищ Стабулниек, что вам прочел Ковров из книги Ренана? — вместо ответа задал вопрос Гулбис. — Мы не говорили о Ренане. Я встретился с Ковровым совсем по другому поводу. — А именно? — Мы беседовали о его книге “Осада Кенигсберга”. И, наконец, ответьте мне, что случилось с Ковровым? — Успокойтесь, товарищ Стабулниек, я отвечу на ваш вопрос. Садитесь, пожалуйста. Стабулниек нерешительно сел. — Так вот, в то время, когда Ковров доставал из книжного шкафа какую-то книгу, со стены оборвался портрет и сбил со шкафа статуэтку, которая упала ему на голову. — Портрет женщины? — Жены Коврова, — подсказал Раскатов. — Да бог с ней. Я не об этом. Мне помнится, на шкафу под этим портретом стоял какой-то снаряд с кленовыми листьями, ваза своего рода. — Вы хорошо это помните? — спросил Гулбис. — Я еще обратил на это внимание и подумал, что Ковров большой оригинал. Статуэтки там не было. — А где стояла статуэтка? — Простите, какая статуэтка? У него много разных оригинальных вещей, например, парусник. Стабулниек окинул взглядом свою комнату, как бы мысленно расставляя все эти вещи. — Парусник стоял в углу на пьедестале, примерно вот здесь. А в том углу — конная группа… Просто как в музее. — А всадник с поднятой вверх шашкой, не помните, стоял на шкафу? — Всадник? Нет. Я же сказал, что на шкафу стоял снаряд. А всадник стоял на письменном столе. — Спасибо, товарищ Стабулниек. Эта деталь для нас важна. Гулбис видел, что Стабулниек уже пришел в себя. Можно было повернуть разговор на другую тему. — Так о чем вы беседовали с Ковровым? — спросил Гулбис непринужденно. Стабулниек набил табаком свою коротенькую красную трубочку и начал свой рассказ. Гулбис и Раскатов слушали внимательно, изредка задавая наводящие вопросы и уточняя детали. — Я даже не знаю, как вас благодарить, Петр Янович, — сказал Гулбис. — Ваше сообщение очень облегчит нашу работу в этом направлении, работу, которую мы ведем давно. — А мне, товарищ Гулбис, кое-что не совсем понятно. Разрешите задать вопрос, — Стабулниек смущенно улыбнулся. — Спрашивайте. — Вы придаете такое большое значение моему рассказу о расположении вещей в кабинете Коврова, что я невольно подумал… Ну, в общем, скажите мне откровенно: вы сомневаетесь, что с Ковровым произошел несчастный случай? — Как вам сказать… — уклонился Гулбис от прямого ответа. Стабулниек задумался. — В квартире, как мне показалось, никого не было, кроме нас двоих… Никто подслушать не мог. Но стоило мне уйти, как Коврова убивают, — вслух размышлял Стабулниек. — А кто сообщил о смерти Коврова? Художник? — Какой художник? — Да, я совсем забыл. Когда я уходил, Ковров сказал: “Какое совпадение! Как раз сегодня я должен встретиться с одним художником, который в молодости хорошо знал Саулитса”. — Так и сказал? — Если мне не изменяет память, это дословно. — Убийство обнаружили мы. Оно произошло вчера. Во второй половине дня. — Послушайте! Может, этот самый художник… — Вот что, товарищ Стабулниек, — перебил его Гулбис, — вы срочно поедете на Кавказ в санаторий. — Помилуйте! На носу экзамены. Кто же мне даст отпуск, не говоря уже о путевке? — Это я беру на себя, вам необходимо на время уехать из Риги. Но куда, — никто не должен знать, даже близкие. — Разве мне грозит опасность? — Но ведь вы тоже не верите в несчастный случай? Зачем искушать судьбу? Вы окажетесь в безопасном месте. — Да, да. Вы правы. Может быть, так будет лучше, — согласился Стабулниек. |
||
|