"На Двине-Даугаве" - читать интересную книгу автора (Кононов Александр Терентьевич)35…Выходит, не прославился Дерябин — хотя бы и ценою двухчасовой отсидки после уроков. Отдание чести директору стало явлением заурядным, а Дерябин по поведению получил за четверть года пятерку, одиноко стоявшую в его дневнике среди однообразной шеренги двоек. Всё двойки и двойки… Надо Григорию Шумову вытаскивать соседа из беды! Вспомнив, как его самого обучал чистописанию Никаноркин, Гриша стал ходить два раза в неделю к Дерябину, помогать ему осиливать заданные уроки. Петр приходу Гриши бывал рад, при виде же учебника принимался зевать так, что вот-вот скулы вывернет. — В конце концов я тебя бить буду! — рассердился Гриша. — Еще кто кого. — Да я ж тебя уже бил. — Ну… это когда было. А теперь погляди, мускулы у меня какие! Накопил таки за лето… — Не хочу глядеть. Садись, решай задачу. — А все ж таки попробуем побороться. Я тебя сразу на обе лопатки уложу. Не хотел учиться Дерябин! Отчаявшись, Гриша пошел на последнее средство: предложил бороться с условием. Если он победит Петра, тот выучит на завтра уроки, все до одного. Если Петр победит его, они отложат учебники в сторону и сядут играть в шашки. — Идет! — обрадованно крикнул Дерябин и заранее поставил на стол шашки; потом начал стягивать с себя куртку. Гриша последовал его примеру, и борьба началась по всем правилам — в обхват, крест-накрест, без подножек. Ну и здоров был Дерябин! Потяжелее, поплотней Шумова. Гриша был костист. Друзья-противники возились долго… Осипший Дерябин шипел: — Так сердце лопнет… Либо… либо уж ты меня скорей клади на лопатки, либо… либо я тебя. — Да уж лучше я тебя! Гриша изо всех сил рванул Петра, приподнял, тот затряс потерявшими опору ногами… и очутился на полу, на обеих лопатках. — Я сильнее тебя, — не уступал Дерябин, отряхиваясь, — ты только выносливей. И ловчей… — Это что ж такое?! — закричал Гриша запальчиво. — Так и не будешь учить уроков? Забыл условие? Слова не держишь?! — Слово я сдержу, — ответил Дерябин и с тоской сел за арифметику. Через три дня Гриша снова пришел к нему, и Петр опять предложил бороться. — Это что ж, плата за мою помощь? — спросил Гриша. — Нет. Это плата за мои мучения. Дерябин, смеясь, обхватил Гришу за плечи, и борьба опять началась. Эта история повторялась каждый раз перед приготовлением уроков. Так как обычно победителем оставался все-таки Гриша, в дневнике Дерябина начали появляться тройки. Наконец он получил первую четверку — по географии. И в его голову проникли честолюбивые мысли: захочет, он сам станет первым учеником. Он теперь садился за уроки даже и в те дни, когда не ждал к себе Гришу (не мог же тот приходить ежедневно). А у Гриши за это время так окрепли мускулы, что ему иногда начинало казаться, что теперь они не хуже, чем у Оттомара Редаля: ну прямо железные. Наконец, после колебаний, смущаясь, он напряг до отказа согнутую руку и показал дяде Оту: — Ну, как? — Очень, — ответил тот рассеянно, — очень. — Крепкие? — Очень… Слушай-ка, Грегор, у тебя хороший почерк? — Нет. А что? — Жаль. — А что? Дядя От, а что? — Ну, напиши мне на этой бумажке что-нибудь. Например: «У меня хороший почерк». Гриша взял бумажку и начал писать, стараясь, чтобы буквы получались как можно красивей: «У меня хороший почерк». Оттомар Редаль внимательно поглядел на написанное. Потом сказал со вздохом: — Нет. У тебя нехороший почерк. А у Яна и у меня самого еще хуже. — А зачем вам это надо, дядя От? — Надо было бы мне переписать одну… одну вещь. — У меня есть друг. Никаноркин. Вот он перепишет — ну, загляденье! Я ему скажу. — Нет. Ты ему не говори. — Почему? — Да просто так, не говори. — Все-таки, дядя От, почему? — Зачем ты спрашиваешь? Надо так. Сказано «не говори», значит не говори. И все! Он поглядел на Гришу своими спокойными, широко расставленными глазами и закончил: — К таким уж людям ты попал. В такую квартиру. Ну да, к таким людям, в такую уж квартиру попал Григорий Шумов. Ничего, люди хорошие. И квартира ему нравилась, здесь было куда лучше, чем у Белковой. Взять чисто побеленные стены; на них взглянуть было куда приятней, чем на оборванные обои в белковской квартире. И еда здесь обыкновенная, человеческая. Все здесь подходит для Гриши. Надо только научиться молчать, когда нужно. Умеет же молчать Ян, а, должно быть, и Яну любопытно узнать кое о чем. Но он молчит, не спрашивает. — И я буду, — сказал Гриша вслух. — Я буду молчать, как… как скала! Он покраснел густо: вот так «помолчал»! — Не надо, как скала, — проговорил Оттомар и положил свои большие руки на плечи Грише. — Надо, как человек… как человек с верным сердцем. |
||||
|