"Ховард Уолдроп, Ли Кеннеди. Город Одной Лошади [NF]" - читать интересную книгу автора

пареньком, поэтому я сравнительно молодой рекрут. И меня привлекла сюда не
просто война. Мне кажется, я хотел иметь шанс быть поближе к некой молодой
леди, которая живет здесь. Но, когда бы не пересеклись наши дорожки в
городе, она глядит сквозь меня, иногда с весьма странным выражением. Я
познакомился с ней пару лет назад на пиру, что дал мой отец, где она была
гораздо веселее. Казалось, я ей нравлюсь. Всегда знаешь, когда это
случается. Тьма взглядов и улыбок, и старания находиться рядом. Я не мог
избавиться от мыслей о ней.
Ее папочка, в общем-то очень милый человек, похоже, меня вообще не
замечает, просто глядит смутным взглядом всякий раз, когда я кручусь под его
носом. Но у папочки много есть о чем думать, год за годом ведя такую войну.
Сегодня ночью я и Лео стоим на часах. Здесь, на холме, холодно и
ветрено. И временами происходит нечто странное. Когда мы только заступили,
то заметили что-то вроде мальчика, застрявшего в боковой стене внизу, он
просто стоял там, словно стена была его одеждой. Потом он исчез.
Думаю, нам почудилось. Мы оба устали. Хотя вахта на стенах всегда с
гарантией держит часового настороже, особенно в холодную ночь, когда можно
отморозить задницу.
Лео, не такой дылда, как я, встал на цыпочки, чтобы заглянуть за
парапет, потом показал в сторону берега: "Коро, посмотри, огни другие",
сказал он.
Огни на берегу горели уже годами со звуками солдатского смеха, споров,
соревнований по бегу, с купанием в прибое, винопитием, и, хуже всего для
всех нас голодающих здесь на верхотуре, с ночными шашлыками. Мучительные
запахи, так как, будучи в осаде, мы получали не слишком-то много в смысле
бифштексов. Время от времени подыхает какая-нибудь лошадь и тогда мы
что-нибудь жуем. И жуем, и жуем. Ручеек подвоза струится, когда мы находим
причину для временного перемирия. Наше любимое развлечение - следить, как
враги проводят времечко там, на берегу, и фантазировать о дезертирстве.
Наградой бывает случайный снаряд, попавший в лоб. На прошлой неделе один из
парней получил камнем прямо в глаз за то, что высовывался чересчур долго.
На берегу слишком тихо. Не пьют, не трахаются. Не жарят шашлыки.
"Может быть", говорит Лео с надеждой в голосе, "они сожгли собственный
лагерь."
"Лео", отвечаю я, "они не могут уйти. Просто вот так."
Вчера был совершенно обычный день: отрубались руки-ноги, копьями
протыкались мозги. Ничего такого, что могло бы заставить подумать, что
кто-то победил, а кто-то потерпел поражение. Насколько я могу судить, весьма
похоже на большинство дней последних десяти лет.
"М-м", говорит Лео. Он старается не показаться слишком счастливым. "Что
если война закончилась?"
"Разве так кончаются войны?", говорю я, наклоняясь через стену, с
ощущением, что внизу вижу что-то движущееся. Большое и медленное, как
корабль. Наверное, это тень от тучи. Ночь густая, словно кусок хлеба,
намоченный супом, и я не вижу ни одной звезды. "Они просто ушли, ничего не
сказав?"
"Я не знаю."
"Мы должны сообщить."
Только я это произнес, как кто-то заворачивает за угол стены,
выкрикивая: "Леокритус! Короэбус!"