"Стенли Уаймэн. Под кардинальской мантией " - читать интересную книгу автора

- После, после, - торопливо произнес я. - Я теперь занят.
- Ради Бога, не делайте этого! - воскликнул болван, снова хватаясь за
мой рукав. - Не делайте этого! Вы навлечете беду на весь дом. Ведь он почти
еще мальчик, и...
- Ты тоже? - закричал я, теряя терпение. - молчи, бездельник! Что ты
понимаешь в спорах благородных людей? Оставь меня, слышишь?
- Но кардинал! - воскликнул он дрожащим голосом. - Кардинал, мосье де
Беро! Человек, которого вы недавно убили, еще не забыт. На этот раз кардинал
ни за что...
- Оставь меня, слышишь? - прошипел я, потому что бесстыдство этого
человека превосходило всякие границы и возбуждало во мне такое же омерзение,
как и его противный голос. - Прочь! Я вижу, ты просто боишься, что он убьет
меня, и ты потеряешь свои деньги.
Фризон отскочил от меня, словно получив удар бича, а я обернулся к
своему противнику, который с нетерпением ожидал конца этого разговора.
Признаюсь, ужасно молодым показался он мне, когда я увидел перед собою в эту
минуту его обнаженную голову и светлые волосы, ниспадавшие на его гладкий,
женский лоб, настоящим мальчиком, только что выпущенным из Бургундской
коллегии, если только есть у них в Англии такие коллегии. Мороз пробежал у
меня по телу. Какое-то угрызение совести, страх, предчувствие пронеслись во
мне. Что сказал мне этот карлик-портной? Чтобы я не... Но что он за
советчик? Что он понимает в подобных вещах? Если я отступлю на этот раз, то
мне придется убивать ежедневно по человеку или же оставить Париж, игорный
дом и умереть где-нибудь от голода.
- Прошу извинения, - сказал я, обнажая шпагу и становясь на место. -
Должен же был проклятый кредитор застигнуть меня так некстати! Теперь я к
вашим услугам.
Он отдал честь, и мы скрестили шпаги. С первого же момента я не
сомневался в исходе нашей дуэли. Скользкие камни и слабый свет давали ему,
правда, некоторый шанс, некоторую выгоду, более того, чем он заслуживал, но
как только я коснулся его лезвия, я понял, что он новичок в искусстве
владеть шпагой. Быть может, он взял с полдюжины уроков фехтования и затем
упражнялся с каким-нибудь англичанином, таким же тяжелым и неповоротливым,
как и он. Но это было все. Он сделал несколько смелых, но очень неловких
нападений, и когда я удачно отпарировал их, для меня исчезла всякая
опасность; он был всецело в моей власти.
Я стал играть им, следя, как пот выступал у него на лбу, и ночной мрак,
словно тень смерти, все гуще и гуще падал на его лицо. Мною руководила не
жестокость, - Бог свидетель, что я никогда этим не грешил, - но в первый раз
в жизни я чувствовал странное нежелание нанести удар. Мокрые кудри прилипали
к его лбу, дыхание судорожными толчками вырывалось из груди. Я слышал за
своею спиной ропот, кто-то даже не удержался от громкого проклятия... И
вдруг я поскользнулся, поскользнулся и в один миг очутился лежащим на правом
боку, ударив правый локоть о мостовую так сильно, что рука у меня онемела до
самой кисти.
Он остановился. Десяток голосов закричал:
- Ну, теперь он ваш!
Но он остановился. Он отступил назад и, опустив шпагу, ждал с сильно
вздымавшейся грудью, пока я не поднялся на ноги и снова не закрылся своей
шпагой.