"Боевая единица" - читать интересную книгу автора (Каменистый Артём)

Глава 7

– Телефон почти разрядился, – тихо произнесла девочка.

Настоятельница вытащила из лаза новую порцию обломков, устало вздохнула:

– Плохо, Старкова, очень плохо. Выключи его, придётся работать в темноте. Когда выберемся в радиальный коридор, нам понадобится хоть какой-нибудь свет, без него будет очень туго.

– У меня есть ещё один телефон, – еле слышно призналась воспитанница.

– Дисциплину нарушаем? – сурово вопросила настоятельница.

Девочка промолчала – ответить ей было нечего. Да, разумеется, нарушила, причём весьма серьёзно. Воспитанницам категорически запрещалось иметь собственные телефоны, но несмотря на серьёзный контроль, те из них, кого иногда отпускали на побывку к родне, часто привозили с собой трубки. Их тщательно прятали, пользовались всей казармой, соблюдая при этом тщательные меры конспирации. В случае поимки по правилам наказывали всех, дружно нагружая неприятными хозработами и переводя на пониженное питание. Причём самой виновнице, протащившей в Монастырь запрещённое средство связи, лишних тумаков не доставалось – она страдала наравне со всеми. Больше всего не везло той, кого поймали с поличным, с трубкой в руках – её сажали в карцер. Логика администрации была проста – раз ты ухитрилась попасться, значит, дура, а дур в Монастыре принято лечить простейшими, но действенными методами, вырабатывая у них полезные условные рефлексы. Простояв пару дней на дощатых нарах, спасаясь от полчищ крыс, в следующий раз будешь вести себя осторожнее.

– Попалась ты, Старкова, – констатировала настоятельница, – Карцер тебе обеспечен.

– Так точно, – вздохнула девочка.

– Ох, и дура же ты, Старкова! Напряги тот вакуум, что заполняет твою голову, и подумай: где лучше – здесь или в карцере?

– В карцере, – мгновенно отозвалась воспитанница.

– Вот видишь, выходит, что я тебя попросту награждаю. Так что проблема у нас только в одном – добраться до этого самого карцера. В этом направлении я кое-чего добилась... ход готов.

– Что? – не поняла девочка.

– Старкова, не утомляй меня своей беспросветной тупостью. Разве ты не обратила внимание, чем я занимаюсь здесь последние несколько часов?

– Что, вы смогли сделать проход? – обрадовалась воспитанница.

– Скорее лаз. Там начинается коридор, разве не чувствуешь, что воздух посвежел из-за усиления тяги?

– Нет, но мне кажется, что иногда тянет дымом.

– Я этого не чувствую, так что будем надеяться, что тебе показалось. Не хватало ещё задохнуться в дыму. Но в лазе точно воздух свежее.

– Так пойдёмте туда.

– Есть проблема. Я пока не могу туда пролезть, слишком широкие плечи. А расширять неудобно, трудно кирпичи вытаскивать, ведь работать приходится, протискиваясь по пояс в эту нору. Но ты худая и маленькая, у тебя это может получиться. Не исключено, что с другой стороны работать будет полегче. Совместно мы быстрее расширим лаз.

– Хорошо, я попробую, – сказала девочка и, сняв мешающую кирасу, поползла мимо настоятельницы.

Заслышав, как по кирпичам звякнул металл, Нельма поморщилась, поняв, что воспитанница тащит за собой бесполезный автомат. Но делать замечание не стала – кто знает, может, он прибавляет девочке уверенности или является ниточкой, связывающей с другой жизнью, той, где никогда не приходилось сидеть под завалами после бомбёжки. Да и мало ли что – вдруг пригодится?

Тщедушная комплекция недоразвитого подростка сыграла на благо. Галя сумела протиснуться, хотя и с трудом, разорвав куртку, сильно оцарапав спину и плечи. Настоятельница протянула в узкий лаз телефон:

– Старкова, возьми. Посмотри, что там делается.

Девочка забрала трубку и около минуты не подавала признаков жизни. Настоятельница уже собралась было её окликнуть, как она показалась сама, просунув голову в лаз:

– Здесь коридор и завалов поблизости не видно. И никого не слышно, мы, наверное, одни. А воздух тут чистый, без пыли и дыма.

– Завалов точно нет?

– Рядом нет, только выход на лестницу засыпан...

– Старкова, это я и без тебя понимаю. Ладно, как там дела обстоят, с твоей стороны? Расширить лаз можно?

– Да. Только даже смотреть страшно. Тут всё непонятно на чём держится. Может рухнуть в любой момент, и вас засыплет.

– Придётся рисковать. Каждый обломок сперва потрогай со всех сторон. Если сидит крепко, то лучше браться за соседние, а не расшатывать. Не стоит волновать эту груду хлама. Понимаешь?

– Да, я буду стараться делать всё очень осторожно.

– На вот, обмотай руки своими рукавами.

– А вы как же?

– Не беспокойся, карманы от своей безрукавки оторву.

– А почему вы сегодня без своего обычного костюма?

– Старкова, ты нашла самое подходящее время для светских разговоров. Работай давай.

– Есть!

– Это всё? – поинтересовался Кимов, выслушав всю информацию, которую ему сочли целесообразным предоставить.

– Да, – кивнул Зеленман, сотрудник Ордена, до сего момента занимавшийся поиском Ветровой.

Он чувствовал себя несколько уязвлённым политикой руководства операции. Там сочли необходимым привлечь специалиста из гражданской спецслужбы, не доверив своим охоту на человека. Исполнители же считали, что прекрасно справятся своими силами. Они не могли взглянуть на проблему со стороны и не понимали, что в этом деле почти полностью некомпетентны. Орден был могущественной организацией, в отдельных областях даже очень могущественной, но то, что выходило за рамки его стандартной деятельности, оставалось за бортом. Вся его служебно-розыскная деятельность заключалась в выслеживании культов, поддерживающих связи с врагами, и поисковыми операциями в районах пробоя. Однако всё это не мешало сотрудникам посматривать свысока на гражданских сотрудников.

Неизвестно, понимал ли это Кимов, но своим коротким монологом он очень сильно ударил по самомнению ответственных поисковиков:

– Итак, что мы имеем. Молодая девушка высадилась с парашютом в точно установленном месте. Это произошло девять с половиной часов назад. Приметы её известны, фотография и паспортные данные также, если, разумеется, у неё вообще есть сейчас документы, а если и есть, то не фальшивые. Далее она предположительно направилась в ближайший город. Известно, что ей по телефону приказали зайти на некий Интернет-сайт, скорее всего, для получения объёмного файла с неизвестным содержанием. Задача проста – найти и схватить, желательно живой, и получить доступ к доверенной ей информации. Я правильно всё понимаю?

– Да, – подтвердил Зелёный, как по-простецки называли руководителя группы коллеги, сокращая фамилию Зеленман.

– Хорошо, – кивнул Кимов. – Идём дальше, а именно: анализируем ваши действия, направленные на решение поставленной задачи. Группа ваших людей истоптала весь лес, в котором высадилась Ветрова и, тряся трофейным шлемом, отрапортовала о выполнении приказа. Как я понимаю, обломки вертолёта при этом дотошно обыскивать не стали, ограничившись поверхностным осмотром. Погуляв по окрестностям, они вышли к автодороге и сделали вывод, что девушка, тоже гуляя подобным образом, вышла сюда же и уехала в город. Логика есть, хотя и не бесспорная. Смотрим дальше: для поимки Ветровой вы оповестили милицию города, организовали наблюдение за железнодорожным и автовокзалами, а также аэропортом. В данный момент свято уверены, что девушка находится в городе, боясь высунуть оттуда нос. Я правильно вас понял?

– Ну... в общем, да, – неуверенно ответил Зеленман, только сейчас начиная понимать, что его действия и впрямь не выглядят слишком эффективными.

– Значит, я всё понял правильно... Ну что ж, если всё обстоит подобным образом, то дело плохо. Мне не известен психологический портрет Ветровой, но я почему-то не уверен, что она несколько часов проторчала на одном месте, дожидаясь, пока город не перекроют. Более того, то, что вы считаете плотным кордоном, на самом деле не более чем фикция. Если она не полная дура, то вряд ли пойдёт в кассу за билетами, там требуются документы, а данные о пассажирах заносятся в компьютер. Надеюсь, вы догадались взять под свой контроль компьютерные сети транспортников?

Зеленман страдальчески скривился, на ходу пытаясь придумать убедительную причину, почему до сих пор это не сделал. Кимов, пряча довольную улыбку, продолжил:

– И, разумеется, вы уже получили данные обо всех звонках девушки за последнее время и определили её местонахождение по излучению мобильного телефона?

– А разве это возможно? – удивлённо вскинулся Зеленман.

Получив от Кимова сострадающий взгляд медсестры-монашки из больницы для психически неполноценных, он хлопнул себя по лбу:

– Точно! Как-то из головы вылетело! Это ведь рация, а рацию можно запеленговать!

– Не так просто, – остудил его Кимов. – Пеленгаторы не понадобятся. Просто придётся проконтролировать сети разных операторов, а это делается быстро. Местонахождение абонента можно определить с приличной точностью.

– Мы это сделаем немедленно!

– Конечно, сделаете. И ещё: помимо прочего, необходимо тщательно изучить сводку происшествий в городе, послать сотрудников в каждый милицейский участок с описанием Ветровой. Очень может быть, что она где-то засветилась. Я почти уверен: в городе её уже нет, к тому же подозреваю, что она успела получить доступ к Интернету и ознакомиться с информацией. Это не глухая деревня, там воспользоваться им несложно.

– Но даже посты на выезде предупреждены, город не так легко покинуть.

– Я готов поспорить на ящик коньяка, что в городе её уже нет, причём давно.

Из-за таких людей, как Зеленман, евреи заработали славу до крайности скупой нации – спорить он не рискнул, но зато осмелился поинтересоваться:

– А кто вам сказал, что девушка прыгнула с вертолёта?

Кимов страдальчески вздохнул, ткнул пальцем в строку распечатки:

– «При осмотре вертолёта трупа Ветровой не обнаружено». Это за какого дурака вы меня принимаете, если думаете, что из этих слов я не пойму, что она прыгнула именно с вертолёта? И, кстати, не мешало бы осмотреть обломки повнимательнее, будет неприятно, если телефон остался в машине. Без него, знаете ли, трудновато будет «запеленговать» Ветрову.

Операция продолжалась. Со скрипами, перебоями, но она набирала ход. Столь радикальное хирургическое вмешательство в размеренную жизнь Ордена стоит проводить быстро, пока он не очнулся, не пошёл вразнос, ломая все планы. Сложности вызывало и то, что при этом необходимо было задействовать только своих людей, а их не столь уж много. Использование вслепую других сотрудников возможно не всегда, да и чревато дополнительными осложнениями. Несколько раз из-за этого происходили различные казусы, особенно много неувязок выползало с мотивацией уничтожения Монастыря. Спешно подготовленные легенды конфликтовали друг с другом, даже версии для средств массовой информации с каждым часом становились всё более поэтичными, мало согласовывающимися с реальностью; дикторы с трудом скрывали своё недоверие, а кое-где уже появились сообщения об аварии на атомном производстве.

К вечеру началась фаза подчистки хвостов.

Шла последняя неделя срока – ещё два дня, и Бровкин покинет маленький мирок тюремной камеры, щедро накормив напоследок своих тараканов и пленного мышонка по прозвищу Миша. Это время следовало использовать с максимальной эффективностью, ибо неизвестно, когда он снова попадёт в эту спокойную, располагающую для творчества обстановку. Работа над очередной книгой подходила к концу, но он всё же опасался, что не успеет её закончить, и посему подкорректировал свой график, уменьшив время сна на полчаса и отняв у спорта пятнадцать минут.

Из-за нехватки времени ему пришлось отказаться от организации условного побега, призванного шокировать администрацию тюрьмы Ордена, свято уверенной в стопроцентной надёжности своей системы. Начальник частенько разговаривал с интересным заключённым и не раз высказывался в том духе, что охрана способна в течение сорока минут выдерживать атаку танкового полка. Бровкин слушал эту чушь очень внимательно, не придираясь к словам. Доказать начальнику, что он полный дурак, рыцарь намеревался на практике, но увы – подвела нехватка времени. Впрочем, он не расстраивался, свято веря, что обязательно вернётся в эти стены – Бровкин был постоянным клиентом тюрьмы, свой единичный рекорд непрерывного восьмимесячного пребывания на свободе он объяснял только тем, что лежал с тяжёлым переломом ноги.

Лязгнул электронный замок, дверь распахнулась. Служащий пищеблока, облачённый в серый халат, вкатил тележку с подносом, приветливо улыбнулся:

– Василий Иванович, ужин подан!

– Спасибо, Александр, – кивнул Бровкин и принялся аккуратно складывать исписанные листы.

Разносчик помялся и, покосившись на замершую в дверях охрану, произнёс:

– У меня отпуск с завтрашнего дня, так что, наверное, не увидимся больше, вас ведь выпускают. И смена моя заканчивается, посуду Игорь заберёт.

– Не расстраивайтесь, Александр, – без улыбки ответил Чапай, – Я обязательно вернусь. Мы ещё не раз увидимся, обещаю.

Хохотнув, разносчик покачал головой:

– Ну, Василий Иванович, вы как всегда, в своём амплуа, не хуже Терминатора. Ладно, приятного аппетита!

– Спасибо, – кивнул Бровкин и положил поднос на освобождённый участок крошечного стола.

Дождавшись, когда лязгнет захлопнувшаяся дверь, рыцарь приступил к ужину. Надо сказать, что его действия несколько отличались от тех, что предпринимают среднестатистические граждане в подобных повседневных ситуациях. Его не раз обзывали параноиком, не единожды подвергали длительным врачебным исследованиям на предмет определения вменяемости, но в итоге руководство опустило руки. Чапай был не просто подозрительным человеком – в некоторых обстоятельствах он мог вызвать комплекс неполноценности у любого параноика. Вот и сейчас, вместо того, чтобы спокойно приступить к трапезе, он сделал логичный вывод, что его хотят отравить. Нет, он вовсе не думал ничего плохого про Александра или других работников пищеблока, хотя... если быть точным, он всегда думал о них только плохое. Просто в силу своего характера рыцарь на любое предложение что-либо отведать реагировал с одинаковой недоверчивостью.

Итак, приняв как данность факт попытки отравления, Бровкин вовсе не стал отказываться от пищи – голодной смертью ему умирать не хотелось. На подобный случай у него была подготовлена своеобразная токсикологическая экспресс-лаборатория. Он знал, что метаболизм мелких млекопитающих функционирует в бешеном ритме, что позволяло использовать их для определения ядов. Однако, подозревая, что тюремные грызуны обладают повышенной приспособляемостью, он ещё полтора месяца назад провёл эксперимент с пойманным мышонком, посадив его в кружку и выдохнув на зверька немного табачного дыма. Судорожно задёргавшись, подопытный умер в течение несколько секунд. Таким образом Чапай наглядно убедился во вреде никотина и пришёл к выводу, что мыши как нельзя лучше помогут ему защититься от козней врагов, если те надумают его травануть. К счастью, он был мало знаком с биологией и близкими к ней науками, так что не мог догадываться о некоторых своих заблуждениях. Впрочем, узнай он про разницу метаболизма человека и мыши, это вряд ли бы помогло – с его недоверчивостью Бровкин больше верил собственным глазам, чем умным книгам.

Выпустив Мишу из самодельной клеточки, сооружённой из проволоки, Чапай разложил перед ним вечерний рацион, выделив по крохе от каждого из принесённых блюд. Ручной мышонок давно привык к человеку и даже не думал о попытках побега из столь благодатного места, где сытно и разнообразно кормят три раза в день. За месяц содружества с человеком он поправился настолько, что брюшко уже начинало мешать ходить. Брезгливо обнюхав микроскопический кусочек мяса, он отвернул нос в сторону, начав трапезу с пшённой каши. Съев почти половину предложенной ему порции, зверёк внезапно отступил назад, завалился на бок, судорожно задёргал лапками и резко затих, блестя стекленеющими глазками.

Чапай не стал искать причины преждевременной смерти несчастного грызуна. Он постоянно ожидал от окружающих подвоха, вот и сейчас без всякого волнения осознал, что его действительно хотели отравить и мышонок умер вовсе не из-за приступа аппендицита. Обычный человек впал бы после случившегося в ступор, или же принялся колотить кулаками по двери, вызывая охрану – но Бровкина трудновато было назвать обычным человеком. Всякое решение он принимал мгновенно или почти мгновенно, не терзая себя мучительными раздумьями, правильно это или неправильно, и можно ли поступить как-то иначе.

Бровкин решил сбежать.

Он не стал хвалить себя за предусмотрительность – ведь подготовка к побегу началась несколько месяцев назад, план был почти совершенен, за исключением нескольких моментов. Но времени на их отработку не было. Чапай не доверял всему человечеству вообще и охране в частности и был стопроцентно уверен, что если при сборе грязной посуды обнаружится, что он живой, с ним поступят нехорошо. Скорее всего, попросту прикончат подручными средствами, не мудря с ядами. Значит, времени осталось немного, следует поторопиться.

Пройдясь по камере, он собрал все вещи, необходимые для побега, в частности: катушку ниток, коробку с дрессированными тараканами, два рулона туалетной бумаги, добротно заточенный супинатор и гимнастическую гирю весом тридцать два килограмма. Передвинув столик к боковой стене, он, взобравшись на него, снял пластиковую заглушку, скрывавшую панель, от которой по камере расходились электрические провода.

Убедившись, что здесь всё осталось без изменений, Чапай достал из коробки здоровенного таракана с рыжеватой подпалиной на спинке. Кличка насекомого была логичной – Чубайс. Тот, давно привыкнув к человеческим рукам, вёл себя индифферентно, лишь шевелением усов показывая, что жив. Рыцарь нацепил на него крошечный хомутик, для надёжности зафиксировал его ниткой, далее приспособил простое проволочное приспособление, похожее на якорёк с подвижными лапами. Перецепив в ушко двойную нить, он запустил Чубайса в трубчатый ход, скрывавший главный кабель.

Чапай не был суеверным, но всё же подсознательно надеялся, что таракан с подобной кличкой не растеряется в мире электричества и, достигнув пересечения кабеля с линией питания дверей, выполнит свою задачу с первой попытки. Если не получится, у него ещё оставались Абрам и Католик, так что, как и в спорте, у него есть три попытки.

Сдвоенная нитка, влачимая насекомым, монотонно уходила в стену. Как только скрылся узелок, завязанный на строго вымеренном расстоянии, Чапай перехватил его пальцами. Чубайс не возмутился на столь резкую остановку, он давно привык к подобным фокусам хозяина камеры и, упираясь лапками, рванул вперёд, освободившись от соскочившего якорька. Рыцарь осторожно потащил его к себе и, почувствовав уверенный зацеп, остановился. Нитка была слабая, при натяжении неминуемо порвётся.

Бровкин привязал к одному концу шнур, оторванный от маленького телевизора, на нём, вымеряв то же расстояние, закрепил крючок, сделанный из проволоки, отломанной от сетки койки. Ухватив другой конец нитки, он плавно потянул её на себя, следя, чтобы провод уходил в стену без перекосов. Доведя крючок на нужное расстояние, он стал елозить то шнуром, то ниткой, пока не зацепился.

План Чапая основывался на знании технологии прокладки проводов в подобных старинных сооружениях Ордена. Он дважды наблюдал этот процесс и знал, что при этом получается изрядная слабина. Вот и сейчас, потянув на себя шнур, он вытащил петлю провода, шедшую к электрическому замку его двери. Открыть её можно было только с центрального пульта, перед этим охранник должен связаться с дежурным по тюремной связи, чётко объяснив цель подобного действия. Однако, имея доступ к проводам, такое разрешение можно было не спрашивать.

Чапай доступ получил.

Дальше оставался сущий пустяк – с помощью заточенного супинатора рыцарь снял изоляцию на двух участках, прикрутил к ним провода от того же телевизорного шнура, после чего протянул его до единственной камерной розетки. Дверь загудела – замок сработал. Теперь следовало действовать быстро – Чапай не исключал, что где-то на пульте загорелся тревожный огонёк. На фоне других сигналов, естественных при разносе пищи, на него могут не обратить внимания, а могут и обратить. Задерживаться не стоило.

Подхватив гирю и туалетную бумагу, Чапай открыл дверь, выглянул в коридор. Убедившись, что всё чисто, выдернул шнур из розетки, вышел, закрыл камеру уже снаружи. Первый этап плана был завершён – он выбрался за пределы своего маленького мирка. Однако до успешного окончания побега было ещё очень далеко.

Всё только начиналось.

Снегов только вчера отпраздновал пятидесятилетние и не хотел, чтобы этот день рождения был последним в его жизни. А посему, собрав нехитрые дорожные пожитки, он, попрощавшись с женой и детьми, отправился ложиться на дно, мотивируя свой отъезд важной деловой поездкой. Супруга ничего не знала про его работу – она была обычным человеком, да и сошлись они в зрелом возрасте. В общем, Снегову приходилось жить двойной жизнью. В первой он был одним из региональных координаторов Ордена, во второй ему приходилось выдавать себя за дельца средней руки. К счастью, с женой ему повезло – она нечасто задавала лишние вопросы, да и в других отношениях была идеальной спутницей жизни. Хлопок двери заставил ёкнуть сердце – ему на миг стало страшно за оставляемую семью.

Но Снегов тут же взял себя в руки. Что бы ни случилось, родных трогать не станут, максимум, что им может грозить – допрос. А вот вместе им будет гораздо тяжелее скрыться. Координатор не верил, что Орден легко воспримет столь жёсткую чистку. Эта организация была частью его жизни, он душой ощущал скрытые пружины, движущие огромную махину и не сомневался – сломать их невозможно. Они неминуемо распрямятся, больно хлестнув по возмутителям их спокойствия, просто надо пересидеть в безопасном месте, дождаться этого времени.

Безопасное место, известное ему одному, у Снегова было. Главное – добраться туда побыстрее, не засветившись по пути. Координатор даже не стал брать машину, хотя найти его по ней будет затруднительно, но не имея на месте гаража, её придётся оставить на улице или стоянке. Это след – ведь прочесать город относительно несложно, особенно если для этого задействовать возможности гражданских властей. Нет, он доберётся на метро, а от последней станции двадцать минут пройдёт пешком.

В лифте Снегов выключил телефон, да ещё и аккумулятор из него вытащил. Надвинув пониже плоскую кепку, он с внешне безмятежным видом зашагал к станции. При этом, не поворачивая головы, внимательно изучал всю обстановку, пытаясь выявить возможное наблюдение. Он не был профессионалом в подобных вещах, но знал, что грамотную слежку заметить почти невозможно. Однако ещё лучше знал, что у Ордена не столь много специалистов, способных компетентно проводить подобные мероприятия. Все они вечно заняты изучением деятельности различных сект, плодящихся в последние годы как грибы после дождя – вряд ли против него смогут поставить многочисленную группу таких профи. А если их будет мало, то он, с его внимательностью и феноменальной памятью, легко вычислит преследователей спустя некоторое время – они неминуемо примелькаются.

Внимательность не всегда полезна в жизни – скрываться ему приходится именно из-за неё. Только благодаря наблюдательности этим утром он, сложив несколько случайно подмеченных фактов, смог сделать пугающий вывод. Примитивная проверка подтвердила его мысли и кроме того показала, что всё зашло слишком далеко и помешать этому невозможно. И тогда Снегов совершил отчаянный поступок: спустился на первый этаж и позвонил с одного из телефонов в холле настоятельнице Монастыря, предупредив её об опасности. Насколько сработало его предупреждение, осталось неизвестным, но уже после полудня он почувствовал, что вокруг сжимается незримое кольцо – искали звонившего.

Снегов не сомневался, что его рано или поздно заподозрят, после чего подвергнут допросу с применением спецсенсов. Там он вспомнит всё вплоть до вкуса материнского молока и с превеликим удовольствием, захлёбываясь соплями, поведает присутствующим. Не зря говорили, что при такой методике люди рассказывают даже то, что никогда не знали.

И он расскажет.

Уходить, только уходить. Забиться в нору и не высовывать нос. После полудня он фактически только назывался координатором, так как все полномочия у него отобрали под предлогом чрезвычайной ситуации. Жаль – имея хотя бы остатки власти, Снегов мог бы успеть сделать что-то полезное; собственно, он уже начинал этим заниматься, но увы, всё закончилось на первых нотах.

На входе его остановил милиционер, попросив предъявить документы. Доставая паспорт, Снегов огромным волевым усилием сдерживал нервную дрожь. Вид у него был весьма респектабельный, даже лощёный, одежда приличная, да и лицо располагающее – останавливали его крайне редко. Честно говоря, насколько ему помнилось, этого не случалось уже года два, да и то в последний раз он был несколько подшофе. Так что случившееся его здорово насторожило.

Впрочем, сержант ни к чему придираться не стал, лишь рутинно проверил прописку и вернул паспорт с извинениями. Однако было поздно – остатки душевного равновесия покинули Снегова. Спускаясь на эскалаторе, он, не скрываясь, вертел головой, запоминая всех и вся. Время было вечернее, пассажиров немного, так что задача существенно облегчалась. Его уже мало волновала вероятность того, что гипотетические преследователи поймут – слежка обнаружена.

К концу спуска Снегов несколько успокоился – никаких подозрительных личностей замечено не было. Немногочисленные пассажиры не проявляли к нему ни малейшего внимания, он не увидел ни одного изучающего взгляда, бросаемого загадочными гражданами в шляпах и чёрных очках, и вообще, среди народа мало кто мог претендовать на роль ищеек Ордена. Большую часть спускавшихся составляли подростки и пожилые женщины, не представлявшие никакой опасности. Снегов лишь однажды задержал взгляд, внимательно рассмотрел невысокого старичка с некрасивой, какой-то клочковатой бородой – он показался смутно знакомым. Однако подозревать его было смешно: в то, что преследователи воспользуются подобным гримом, не верилось.

Выйдя на платформу, он встал в её начале, дабы сесть в хвостовой вагон. Отсюда ему будет ближе добираться на другую ветку при пересадке. В туннеле как раз показались огни подъезжающего поезда. Оглянувшись, он с удивлением увидел, что старичок стоит за его спиной, метрах в десяти, прямо посреди станции, и буквально давит буравящим взглядом. И только поймав его взгляд, Снегов отчётливо вспомнил, где видел этого пожилого мужчину. Это было давно, координатор тогда был не координатором, а простым работником отдела кадров. Он оформлял документы этому сотруднику; годы стёрли из памяти фамилию, но осталось главное: он вспомнил, что перед ним боевой сенс – сильный телекинетик. Снегов всё понял в одно мгновение и даже почти успел напрячь мышцы, чтобы одним броском укрыться от сверлящего взгляда.

Не успел.

Мощнейший бесконтактный удар вышвырнул его на полотно, прямо перед мчащимся поездом. Немногочисленные свидетели уверенно заявили, что это было самоубийство, подтверждая тем самым данные записи с камеры слежения.

Тюрьма Ордена, или, как её обычно называли, замок, была устроена очень просто. Скромный надземный комплекс всем окружающим представлялся складом ядохимикатов, переживающим не лучшие времена. Это, собственно говоря, были только подступы к замку. Периметр защищала обветшалая бетонная стена, несколько охранников следили за местностью, но так, небрежно, спустя рукава – от них многого не требовали, строгий режим обеспечивали другие люди. Некоторые фермеры в своё время пытались разжиться здесь пестицидами по дешёвке, или, говоря проще, стырить, вступив в сговор с сотрудниками, но понимания не встретили. Неудивительно.

Вертикальная шахта, замаскированная складским зданием, тянулась на глубину в сорок метров, далее от неё расходились пять радиальных коридоров с камерами, в конце объединёнными кольцевой галереей, так что в плане подземный комплекс напоминал огромное тележное колесо, осложнённое побочными ответвлениями с комнатами охраны, пищеблоком и помещениями технического назначения.

Бровкин, будучи постоянным клиентом этого учреждения, из мелких фактов, подмеченных за все свои посещения, давно сложил общую картину системы охраны. Кроме того, неравнодушно относясь к замку, он, в свободное от отсидок время, сумел в древнем архиве найти проект тюрьмы. Его исполнение явно прошло с отклонениями, кроме того, впоследствии случались переделки, но общее представление схема давала. Более современные документы увидеть не удалось – секретность. Впрочем, учитывая разгильдяйское отношение сотрудников Ордена к требованиям режима, не исключено, что существует отдел, где в подобные схемы пирожки заворачивают, и Чапаю просто не повезло туда попасть. Приходится довольствоваться тем, что есть.

Спрятавшись в дверной нише, Бровкин внимательно прислушался, отчётливо различил шум тележки разносчика, доносящийся со стороны кольцевого коридора. Судя по всему, он пока далеко, скорее следует опасаться патруля, монотонно шествовавшего по кругу. Но его рыцарь как раз не слишком опасался: путь их неблизкий, да и бродят они больше для ритуала, при этом картинно чеканя шаг. Грохот их дебильных подкованных ботинок он услышит заранее и успеет укрыться. На каждом шагу караульных тут не встретишь – замок берегли не они. Да и к чему излишние строгости, ведь, по сути дела, здесь ситуация подводной лодки – куда ты с неё денешься? Выход, правда, был – центральная шахта с её лифтом, но вот её как раз и охраняли с немалой тщательностью.

Чапай без помех добрался до начала коридора, перегороженного решёткой из вертикальных штырей, сверкавших отполированной нержавеющей сталью. Здесь ему понадобилась туалетная бумага. Нет, он не стал её использовать по прямому назначению: не время, да и не место – просто прутья находились под напряжением. Бровкин однажды из любопытства толкнул на них одного излишне занудного охранника, не дождавшись подъёма решётки. Тот уцелел, не заработав даже ожогов, так, немного подёргался, ему только на пользу пошло. Благодаря этому случаю рыцарь знал, что напряжение здесь невысокое, что позволяло обойтись простейшим диэлектриком.

Тщательно обмотав бумагой пару соседствующих прутьев, он понадеялся, что эта примитивная изоляция его защитит. Хотя напряжение и невысокое, но будет неприятно, если тебя начнёт колбасить прямо между штырями. Так и застрять недолго – а сердце не железное, длительного воздействия электричества не перенесёт. Помимо бумаги, Чапай полагался на одежду: он напялил три пары штанов, две рубашки и свитер. Всё было чистое и сухое, а значит, тоже обладало высокими диэлектрическими свойствами.

Надежно обмотав ладони майками, он уцепился в прутья, поднатужился, затрещал суставами, возмущающимися против столь жуткой нагрузки. Чапай не был хлюпиком, а последние месяцы ежедневно развивал группы мышц, способные работать в такой ситуации. Такая зарядка даром не прошла – прутья поддались. Поменяв положение, он упёрся в один плечом, двумя руками надавил на второй, тот согнулся ещё больше. Этого вполне хватит: хотя комплекция рыцаря и была несколько округлённой, но в целом габариты скромненькие, так что пролезть можно. Поправив сбившуюся бумагу, он протиснулся на другую сторону, так и не испытав на своей шкуре, насколько высокое здесь напряжение.

Сняв туфли, он в носках бесшумно пробрался мимо мощных дверей, за которыми располагалась лифтовая площадка и комната охраны с десятком вооружённых спецназовцев. Если они заметят рыцаря, то так его отметелят, что яд уже не понадобится. Так же бесшумно миновав стену пищеблока, он замер возле неприметной двери, выводившей на запасную лестницу. Однажды, когда Чапая в очередной раз выпускали на волю, она оказалась открытой, и хотя увидеть удалось только часть помещения, ему этого вполне хватило. Единственное, в чём оставалась загвоздка, так это охранники. Рыцарь знал, что они там есть, но вот о количестве можно судить только приблизительно. Учитывая, что главную дверь можно открыть только из центра управления, их не должно быть много. Один, максимум три человека. Начальник тюрьмы не был похож на мнительного параноика, сомнительно, что он поставит там двадцать воинов.

Присев, Чапай уставился на замок, концентрируясь для применения своей сенситивной силы. Его телекинетические способности были невелики, если не сказать хуже, но для такого пустяка, как открытие замка, их должно хватить. Сосредоточившись, он на миг ощутил всю начинку несложного механизма и, не обращая внимания на капли пота, угрожавшие скатиться в глаза, выставил подпружиненные цилиндрики в одну линию, после чего опустил ручку вниз.

Открыв дверь, он картинно встал на пороге, убедился, что охранников двое, оба с сосредоточенным видом сидели по разным сторонам стола, склонившись над шахматной доской. Мгновенно сориентировавшись в обстановке, рыцарь первым делом улыбнулся и азартно произнёс:

– Иди ладьёй, иначе тебе мат в три хода!

Вторым делом он швырнул в дальнего охранника гирю, после чего, подскочив к ближайшему, коротко врезал ему ребром ладони по основанию шеи и, обхватив за плечи, ловко перебросил через себя, плашмя припечатав к полу. Второй в процесс не вмешивался: знакомство с двухпудовой гирей его несколько обескуражило – он валялся у стены в обнимку со своим стулом, и только вялые движения выдавали в нём живого человека.

Бровкин прикрыл за собой дверь, после чего принялся раздеваться. Когда процесс подошёл к концу, охранник у стены очухался настолько, что смог рассмотреть сбегающего каторжника. Вид голого Чапая настолько повлиял на его психику, что он, застонав, пополз к телефону внутренней связи. Рыцарь пресёк его поползновения, связал ему руки майкой и, мстя тюремщикам за все унижения, запихал в качестве кляпа пару носков.

Поступив похожим образом и с другим противником, Бровкин осмотрел главную дверь, выводящую на запасную лестницу. Он сразу понял, что заблуждался – она была заперта на механический замок и открывалась ключом, а не командой с центрального пункта. На первый взгляд это облегчало задачу, но только на первый – Чапай очень слабый телекинетик, со столь сложным замком ему попросту не справиться. К тому же он несколько подустал, сражаясь с первой дверью. Ну что же, нечто подобное он и ждал, придётся вновь воспользоваться гимнастическим снарядом, собственно, для этого он его и тащил.

Обхватив ручку гири ладонями, Чапай лихо раскрутился вокруг своей оси и, крякнув, обрушил исполинский удар по двери примерно на уровне замка. Грохот вышел немалый, оставалось надеяться, что мощнейшие стены подземелья замаскируют деятельность беглеца от ушей охраны. После шестого удара послышался победный треск – путь был свободен.

Чапай не стал спешить. Пользуясь тем, что, вмявшись после его трудов, дверь отстранилась от рамы, он смог заметить кнопку, которая неминуемо освободится при открытии. Просто так подобные кнопки не ставят – где-то обязательно вспыхнет сигнальная лампочка или раздастся тревожный зуммер. Очень простая, но эффективная система. Впрочем, тюремщики не слишком мудрили с техникой – система охраны базировалась не на ней.

Зафиксировав кнопку супинатором, Чапай прошёл на другую сторону, после чего прикрыл за собой дверь. Его трудно было заподозрить в излишней вежливости, но это он старался делать всегда. Да и кнопка пусть держится естественным путём, а не на поспешно заклиненной детали обуви. Теперь ему предстояло преодолеть главную преграду, которая и делала этот зaмок неприступным.

Где-то внизу, в маленькой тихой комнатке, на мягком кресле, расслабившись, сидел специальный сенс. Причём он не просто сидел – он работал. Мимо его внимания не могло пройти ни одно перемещение в створе главной шахты тюрьмы. Малейшее движение или изменение обстановки, и он жал тревожную кнопку, после чего охрана блокировала вертикальный ствол с двух сторон и, наводимая указаниями сенса, определяла причину переполоха. Обмануть его было невозможно.

Но не для Чапая.

В своё время ему доводилось не раз сталкиваться с самыми разнообразными сенсами, и он прекрасно знал все слабые стороны сверхчувствительности. Сенсы подобной специализации в большинстве своём реагировали только на перемещения неорганики, почти все могли зафиксировать хитин врагов, некоторые засекали волосяной покров. Причёска у рыцаря была минимальная, да ещё и осложнённая заметной лысиной, бородка короткая – так что он, избавившись от всей одежды, по сути дела представлял собой в некотором роде «Стеллс-невидимку». Риск обнаружения всё же существовал, но с этим приходилось мириться. План Бровкина был далеко не идеальным, но времени на его усовершенствование не оставалось. Чудо, что его исчезновение до сих пор не заметили, но чудеса имеют тенденцию заканчиваться, так что стоит поспешить.

Сорок метров подъёма по крутой лестнице вызвали одышку, что Чапаю не понравилось – сказывался малоподвижный образ жизни последних месяцев. В тюрьме имелся спортзал, но администрация не пускала туда узника, склонного к неадекватному поведению. Его вообще предпочитали выпускать как можно реже, что, в общем-то, правильно. Приводить дыхание в порядок было некогда. Присев перед дверью, перекрывшей последний пролёт, рыцарь удовлетворённо отметил, что замок простенький, но зато над головой виднеется подозрительная полоса. Бровкин заподозрил, что это опускающаяся плита, призванная запечатать проход в случае внешнего нападения. Скорее всего, в шахте таких несколько – задействовав их в нужный момент, можно поймать немало агрессоров, изолировав их друг от друга.

Заработав головную боль, Чапай сумел открыть и этот замок, отчётливо понимая, что со следующей дверью ему не справиться. Но, к счастью, эта оказалась последней – в нос ударил воздух свободы, он увидел первые звёзды, пробивающиеся в сумраке позднего вечера. Оставалось последнее – преодолеть бетонный забор.

Рыцарь подозревал, что вдоль него расположены датчики движения, да и колючая проволока выглядела неприятно, если учесть, что из одежды у него осталась только собственная кожа. Рядом со зданием склада располагалась сторожка с мордоворотами, справиться с ними почти невозможно – слишком велико их численное превосходство, а без нейтрализации охраны ворота не открыть. Но Чапай не собирался действовать по шаблону. В целях маскировки наземный комплекс был приведён к небрежному виду склада, влачащего самое жалкое существование. Повсюду виднелись груды разного хлама, гниющие россыпи мешков с расползающимся подозрительным содержимым, какие-то ржавеющие механизмы. Будучи постоянным клиентом замка, Бровкин при свете дня не раз осматривал окружающую обстановку и, обладая великолепной памятью, точно знал, где что лежит.

Безошибочно пройдя к стене пристройки, он склонился над шеренгой ржавых полуторадюймовых труб. Осторожно, стараясь не зазвенеть металлом, выбрал самую подходящую, после чего направился на исходную позицию. При каждом шаге Чапай ощупывал ступней землю – здесь хватало битого стекла и разных острых железяк, не хотелось повредить ноги. Правда, при разбеге о безопасности придётся забыть, но с этим остаётся лишь смириться.

Добравшись до удобного места, Бровкин выставил перед собой импровизированный шест и, примерившись, бросился вперёд. Перед самой стеной вбил трубу в землю, улетел ввысь, промчавшись в считанных сантиметрах от спирали колючей проволоки. Администрация не решилась поставить шестиметровый забор – для склада ядохимикатов это уж слишком. Теперь эта маскировка сыграла на руку беглецу.

Приземление вышло удачным – он угодил в молодые заросли ясеня. Ломающиеся ветки смягчили падение, тут же вскочив, Чапай бодро потрусил в сторону темнеющего в отдалении леска. Он не сомневался, что система сигнализации зафиксировала нарушение периметра. Но пока неповоротливая охрана, не привыкшая к подобным инцидентам, сообразит, что к чему, он должен успеть удалиться на приличное расстояние. Рыцарь не видел в замке служебных собак, но это не означало, что их нет. Ищейка его выследит быстро – голому беглецу не уйти от обутых и вооружённых преследователей. Пока они в растерянности, следует оторваться как можно дальше. Бровкин знал, что в четырёх километрах от замка протекает большая река. Хотя в сентябре вода далеко не комфортная, он сможет продержаться в ней не менее двух часов, уплыв на приличное расстояние и сбив погоню со следа.

План простой, но эффективный.

Антон Малинин, более известный в определённых кругах как Ягода, нервничал. Стемнело, а он так и не добрался до съёмочной площадки. Более того, он вообще не мог определить, где же сейчас находится. Дорога чем дальше, тем становилась уже и расхлябаннее, то и дело по ветровому стеклу хлестали ветки. Нет, он явно заблудился и, что самое обидное, развернуться здесь было негде, оставалось переться дальше. Сдавать назад не хотелось – слишком далеко возвращаться, да и в темноте ехать подобным образом будет трудновато.

Самое обидное, что Пашка не реагировал на вызовы. Антон знал, что режиссёр никогда не отвечает на звонки, если идёт съёмка. А раз так, то ребята явно начали без Ягоды. Оставалось надеяться, что они занимаются маловажными эпизодами, где можно обойтись без такой звезды как Малинин. Но всё равно обидно: он любил не только сниматься, но и наблюдать за игрой других актёров. Кроме того, Пашка обещал, что будут три весьма аппетитных дебютанта, а новичков Антон любил.

Проклиная взбалмошного режиссёра, вздумавшего снимать очередной хит в старом здании профилактория для алкоголиков, Антон уже было собрался сдавать назад, пусть даже на это уйдёт больше часа, как вдруг в свете фар показался голый мужчина. Малинин ударил по тормозам, облегчённо вздохнул. Он всё же не ошибся – это именно та дорога. Хотя Паша явно превзошёл самого себя, поставив встречать опоздавших голого актёра.

Приглядевшись, он понял, что видит перед собой одного из дебютантов. Более того, этого мужчину он не помнил вообще, так что вряд ли они сталкивались прежде на своих тусовках. Полный новичок, причём новичок интересный. Невысокий, полноватый, с простецким лицом, немолодой, но явно нестандартный дядя. Твёрдый взгляд полностью уверенного в себе человека, гипертрофированные бугры плеч, да и остальная мускулатура не подкачала, просто её сильно портила жировая прослойка. Немножко диеты не помешает, да и кожа излишне бледная, белее сметаны, тут явно не обойтись без ультрафиолета. А уж бородка и вовсе ему не идёт.

Антон сокрушённо покачал головой – такой интересный мужчина, и так себя запустил. Раскрыв дверцу, он воскликнул:

– Красавчик, и где тут съёмки?

Актер ничего не ответил, продолжая приближаться к машине. Ягода, чувствуя себя всё более неуверенно, поспешно пояснил:

– Где здесь фильм снимают?

– Какой именно? – вежливо поинтересовался незнакомец.

– Так тут несколько снимают? – удивился Антон. – Надо же, какое популярное место! Да ещё и на ночь глядя! Мне нужен Пашка Поддубный, фильм «Голубая зона». Сладенький, а ты что, разве не оттуда?

– Не оттуда, – как-то зловеще процедил актёр, и только тут Ягода разглядел, что он босой.

Если нудизм ещё можно было объяснить причудой творческой натуры, участвующей в съёмках порнофильма о мужской любви в суровых условиях пенитенциарного учреждения, то отсутствие обуви в это не вписывалось. Камни, колючки, острые ветки... Хотя, некоторым это может очень даже понравиться. Антон было собрался поинтересоваться у актера отношением к садомазохизму, но не успел – подошедший мужчина без замаха вбил ему в ноздри два пальца.

Малинин к садомазо относился очень даже положительно, но не до такой же степени! Боль была оглушающей, слёзы не просто полились, они буквально брызнули. Мыча и давясь соплями, Антон, подчиняясь уверенному движению жестокой руки, выбрался из машины. Незнакомец с кряканьем заехал ему в лоб, высвободив застрявшие пальцы. Ягода рухнул на колени, не видя ничего из-за потоков слёз и фейерверка искр. Откуда-то очень издалека до него доносился зловеще-возмущённый голос страшного человека:

– Я тебе прямо здесь голубую зону устрою! Молись, пидор, времени у тебя осталось немного, сейчас я тебя отремонтирую!

Несмотря на шок после столь сокрушающего удара, Антон прекрасно понимал, что слово «ремонт» в данном контексте обещает ему немало неприятных испытаний. Собственно говоря, эти испытания уже начались – его нос превратился в сплошную зону мучительной боли, выплёскивавшую потоки кровавых соплей. Он понимал, что вряд ли останется в живых, если немедленно не предпримет хоть что-то для своего спасения.

Чапай тем временем без дела не стоял: медленно обойдя свою жертву, он отвесил по копчику столь мощный пинок, что Антона бросило вперёд, и он, едва успев выставить руки, рухнул на корточки.

– Сейчас я тебе докажу все неудобства твоей любимой позы, так сказать, выработаю отрицательные ассоциации, – прояснил рыцарь свою мотивацию и отвесил новый пинок, гораздо щедрее прежнего.

Антон с воем отлетел на пару шагов, зарывшись лицом в придорожную траву. Боль в копчике была настолько оглушающей, что он сразу позабыл про нос. Чапай не собирался останавливаться на достигнутом, шагнул вперёд, намереваясь продолжить экзекуцию, и тут же с воем запрыгал на одной ноге – ступню пронзил острый сучок.

Ягода понял, что судьба даёт ему последний шанс, и, не раздумывая ни мгновения, рванул в кусты прямо на четвереньках. Уже приподнявшись, он заверещал от ужаса, расслышав за спиной гневный рёв мучителя:

– Стоять, иуда гнойная! Я ещё с тобой не закончил!

Останавливаться Антон не стал, он прекрасно понимал, что ему не понравится то, что Чапай подразумевал под словом «закончил». Рыцарь обрушил вслед поток ругательств, но преследовать не стал – без обуви, с кровоточащей ступнёй это было невозможно.

– Я голубых мочил, мочу и буду мочить! – пригрозил Чапай напоследок ночному лесу и захромал к машине.

Малинин мчался по лесу практически вслепую, то и дело падая, влетая в заросли кустарника и задевая деревья. Очередное столкновение вышло настолько серьёзным, что он отлетел назад, больно приложившись о многострадальный копчик. На миг к нему вернулась ясность рассудка – вспомнилось, что телефон остался в машине и он не сможет позвонить Пашке, рассказать о случившемся. Тот напрасно будет ждать своего центрового актёра. Хуже того, Антон осознал, что сбруя осталась в машине, а значит, даже чудом найдя место съёмок, он будет там бесполезен. Да и вряд ли вообще сумеет выбраться из этого тёмного осеннего леса до утра.

Задрав голову, Ягода заскрипел зубами, стараясь не завыть на луну.

Он бы крайне удивился, если б узнал, что его мучитель тоже страдает, причём ничуть не меньше. К этому моменту Чапай как раз обыскал всю машину в надежде разжиться одеждой и обувью. На заднем сидении он обнаружил загадочную кучу каких-то ремней, стальных бляшек и притупленных шипов, увенчанную чёрной полумаской. Вытащив странную конструкцию, он внимательно разглядел её в скудном свете луны, проглядывающей из-за туч. Поняв, что это такое, Чапай на миг растерял свою обычную невозмутимость, что происходило с ним невероятно редко, и уронив то, что Антон называл сбруей, на землю, вздохнул:

– Неудачный день.

Другой одежды в машине не нашлось.