"Владимир Высоцкий. Дельфины и психи" - читать интересную книгу автора

В связи со всем написанным, считаю себя, наконец, здоровым и
абсолютно, слышите, абсолютно нормальным. Прошу отпустить меня на поруки
моих домочадцев, выписанных вами вчера из этой же больницы, (вы ведь ни
разу не давали нам увидеться), и горячо любимых мною, надеюсь, взаимно.
Хватит, наиздевались, проклятые!
С любовью и уважением к вам И. Солов."


Если бы вы знали, что началось, когда это заявление стало достоянием
"общественности". Алкоголики бросили домино, эту отвратительную игру. Один
даже съел шестерочный дупель, так что пришлось делать из картона. (Хоть бы
он их все съел: и дупли и нет, - тогда бы не было этого стука). И, бросив
все, они начали хохотать над унитазами (в коридорах и палатах шуметь не
дают), и те унитазы, в свою очередь, узнав в чем дело, тоже вскоре начали
взвизгивать и бить себя по ляжкам, оставив обед, ложками. Началось нечто.
Ну, конечно же, понятно: Не "кв._км", а просто "километров", и что
"парсек" пишется через "а", но нельзя же из-за двух-трех неточностей в
орфографии так надсмехаться над человеком. Это же человек, а не
какой-нибудь деятель профсоюза в США, который обуржуазился до
неузнаваемости. Все мы знаем его как тихого, ненавязчивого больного. Он
никогда ни о чем не просил, его не было слышно, он был немой, и даже сам
себе ставил клизму. И такого человека накануне выздоровления так обхаять.
Я сам помогал ему писать записку. Я даже сам написал, потому что
Соловейчик давно лежит парализованный. А я горжусь этой своей скромной
помощью умирающему уже человеку. Конечно же, он умрет - "Солов.", после
всего этого. Быдло, кодло, падло - вот он кто. Утопающий схватился за
соломинку, а ему подсунули отполированный баобаб. А главврач? Что
главврач. Он пожал плечами, подловил крик моей, то есть его, Соловейчика,
души и ушел в первое отделение для буйных, будто там ему ничего не
преподнесут. Я был там, там ему будет рецепт.
Зачем, зачем я жил до сих пор? Чтобы убедиться в черствости и
духовной ядовитости обслуживающего персонала моей родной психиатрической
лечебницы? Завтра я повешусь, если оно будет - это "завтра". Да! И все! И
все тогда! Тогда уже, конечно, все.


Она парила по перилам,
Она мудрила и лупила,
Она грешила и сулила,
Она - Далила, но убила
Она Самсона -
Был он сонный.


Далила - это несправедливость, а Самсон - это я. Деревья умирают во
сне. Трудно во сне, но я не боюсь трудностей. Что же будет с Россией?
Что?! Кто мне ответит? Никто!
Вот моя последняя записка:
"Я много работал! Прошу не будить! Никогда. Засыпаю насовсем. Люди, я
любил вас! Будьте снисходительны!"