"Сергей Александрович Высоцкий. Наводнение (Повесть) " - читать интересную книгу автора

на альбом.
- Что-нибудь удалось? - спросил он. - Я на секунду. Пора принимать
лекарство.
Игнатий Борисович взял на столе скляночку с крошечными белыми
горошинами и высыпал несколько штук на ладонь. Пересчитал их. Налил в
стакан воды из графина. Пока он давал старику лекарство, Корнилов
рассматривал комнату. Синие гладкие обои, выцветшие у окна, были в темных
жирных пятнах. В глубине комнаты стоял облезлый кожаный диван, застеленный
шерстяным одеялом. Над диваном висела старинная гравюра в узкой рамке из
красного дерева. На гравюре были изображены Петропавловская крепость и
парусники на вспучившейся от волн Неве. Рядом с диваном стояли огромные, в
рост человека, напольные часы.
- Вы хорошо запомнили этого человека? - спросил Корнилов после того,
как внук ушел.
- Еще бы! - Глаза у старика сузились, стали злыми-злыми. - Он
бежал-то прямо на меня... С чемоданом. В нашу подворотню бежал.
Двор в этом доме был проходной. Имелся еще один выход на набережную
Адмирала Макарова. По набережной дом значился под номером двенадцать.
- Вы мне расскажите, Григорий Иванович, поподробнее все, что
видели...
Старик вдруг насупился и недовольно закрутил головой, словно
соображал, а стоит ли продолжать этот разговор с непривычки, наверное,
утомивший его. Наконец он раздраженно сказал Корнилову, показав на
маленький столик:
- Сигару дай-ка мне, не чинись...
Корнилов покорно достал ему из коробки толстую кубинскую сигару, и
старик, раскурив ее, несколько минут молча смотрел в окно пустыми глазами.
Потом, будто собравшись с мыслями, стал говорить. Корнилов видел, что
говорить старику становится все труднее и труднее. Он часто
останавливался, нещадно дымил сигарой, сыпал пепел себе на брюки. Ничего
нового из его рассказа Игорь Васильевич не почерпнул. Все это уже знали в
уголовном розыске со слов Кости Горюнова. Но как много значило это
подтверждение для Корнилова!
- Отвык разговоры говорить, - угрюмо проворчал Григорий Иванович. - Я
после болезни два года мычал. Весь день один, один... Сижу перед зеркалом
и мычу. Мычу и плачу. Мычу и плачу. А потом вдруг "ма-ма" промычал... Так
потихоньку и научился. А зачем? - Он обреченно махнул рукой. -
Разговаривать не с кем! - Старик внимательно посмотрел на Корнилова. -
Молчите? Даже не спрашиваете почему?
- Наверное, на этот вопрос не просто ответить.
- Умный чекист, - без тени улыбки, серьезно сказал старик. - Я бы
хотел с тобой про внука перемолвиться. - Он опять кивнул головой на дверь.
"Ну вот, теперь начнет жаловаться, - с неудовольствием подумал Игорь
Васильевич. - Мне сейчас только этого и недоставало". В нем росло
непонятное, совершенно непроизвольное раздражение, неприязнь к старику. То
ли за его грубоватую манеру говорить, то ли за обсыпанный сигарным пеплом,
неопрятный френч, то ли еще за что-то, чего Корнилов понять не мог и от
этого раздражался еще больше. Ему приходилось сдерживаться, чтобы не
показать своего чувства. Старик этого совсем не заслужил.
- Я опасаюсь за внука...