"Галина Врублевская. Завтра мы будем вместе" - читать интересную книгу автора

Мы с Тишей переписали кое-что из ее умных мыслей и тоже собрались
домой. Серов и Островский поблагодарили нас за помощь и напутствовали на
дальнейшую деятельность во славу нашего военно-морского флота. Тишка, в свою
очередь, пригласила офицеров, если будут в Питере, заходить в гости.
Затем, покраснев, записала на клочке бумаги свой телефон и протянула
его Серову. Тот, усмехнувшись, взял. Неужели Оксанка вернется к нему сюда
навсегда? Кто знает... Мне тоже было грустно расставаться с Островским,
впервые я ощутила расставание как потерю. Хотя кавторанг Островский не
идеален, но он все-таки лучше, чем многие другие.
Мы с Тишкой вышли в коридор. Я попросила ее обождать и свернула в
туалет: бобины с пленкой надо было получше припрятать. На вахте могли
проверить сумку. Я затолкала плоские, но заметных размеров коробочки за пояс
джинсов, с трудом застегнув "молнию", и вернулась к ожидавшей меня Тишке.
Вахтенный у турникета, как и ожидалось, попросил открыть сумку. Я с каменным
лицом выполнила его просьбу. Он кивнул: ладно, мол, проходите. Мы вышли на
улицу. Идти мне было неудобно, мешали коробки за поясом, но и вынуть их еще
было нельзя. Мы пока были на виду, из окон здания на нас могли смотреть.
Наконец мы свернули на песчаную лесную дорожку, по которой ходили целый
месяц. Теперь она стелилась мягким ковром из пожелтевших иголок сосен.
Выходит, и хвойные деревья сбрасывают листву, меняясь незаметно для нашего
глаза. Ничего постоянного в мире нет. Я остановилась, посмотрела в оба конца
дорожки - никого не было - и вытащила из-за пояса удачно присвоенные бобины.
И тут я увидела на обочине дорожки, у ближайшего куста, офицера.
Он был безлико красив: как моряк, изображенный на плакате. Его
ярко-синие глаза светились ясно и чисто, но без всякого выражения. Он
поспешно застегнул ширинку на брюках и, приняв властный вид, подошел к нам.
- Капитан первого ранга, замполит командира части Николаев, -
представился он. - Прошу, гражданочки, предъявить ваши коробочки и
документы.
От растерянности я уронила одну коробку. Тишка наклонилась и подняла
ее, протянув офицеру.
Я тем временем трясущимися руками доставала из сумки паспорт. У Тишки
офицер также потребовал паспорт. Затем он выяснил, в каком подразделении мы
проходили практику, и потребовал вернуться назад, в здание. Все остальное
происходило будто в кошмарном сне. Нас с Оксаной обвинили не просто в
воровстве пленок, а в шпионаже. Ведь на пленках содержались секретные записи
шумов корабля. Разбирательство происходило стремительно и проводилось на
самом высоком уровне морской базы. Вставал вопрос об исключении нас с
Оксаной из техникума (мой жалкий лепет, что подруга ни при чем, не был
принят в расчет). Оксанка плакала, но это еще что! Я впервые видела, как
выглядят испуганные мужчины, боевые офицеры. Островский был бледен, как лист
бумаги. Серов, напротив, покрылся пунцовой краской до самой шеи.
Говорил в основном замполит Николаев. Его речь была размеренна и
убедительна. Он обвинил в умышленном шпионаже офицеров, а нас - в
пособничестве им. Мне сразу вспомнились рассказы и фильмы о тридцать седьмом
годе. Но сейчас - конец восьмидесятых! Разве можно так, без суда и
следствия! "Вы пойдете под трибунал!" - резким командирским голосом завершил
свою обвинительную речь замполит. Островский окаменел. Багровый Серов охнул
и с грохотом свалился со стула.
Началась суета. По внутренней связи вызвали врача. Прибежали матросы с