"Галина Врублевская. Завтра мы будем вместе" - читать интересную книгу автора

толстый и добродушный. Зря мы над Руденко на уроках издевались, строили ему
всякие козни. А если бы он был моим отцом? Но образ настоящего отца уже
вырисовывался в моем воображении. Он был похож на молодого моряка
Островского с музейного фото: русый чуб из-под бескозырки, широкая улыбка.
- Так вот, Катя, - строгим голосом сказал Руденко, - твое дело - сдать
сессию нормально. Тогда ты поедешь на практику в Эстонию, на военно-морской
полигон. Это и есть в/ч № ХХХХ.
Я обрадованно вертанулась на каблуке. Как здорово! Потом опустила
голову. Места практики уже были распределены. Мне ее предстояло проходить на
Адмиралтейском судостроительном заводе: глотать пыль на стапеле или
задыхаться в заводской конторе. Стать в один миг отличницей я не смогу.
"Спецы" мне выше трояков не вытянуть, занимайся хоть круглые сутки. Я
взглянула на Руденко и неуверенно сказала:
- Я могу, конечно, диамат с истматом вызубрить, да что толку. Экзамены
по специальности мне хорошо не сдать.
- Диамат и мат - оружие рабочего класса, - заговорщически подмигнул мне
Руденко. - Ты учи усерднее, а мы нажмем на кое-какие кнопки.
Я усмехнулась про себя. Теперь, когда Горбачев начал гнать волну на
прежние порядки, и наш отставник осмелел: озвучил бородатую присказку про
марксистско-ленинскую философию. Но его откровенность вселила в меня веру,
что Руденко хочет мне помочь.
В конце разговора Руденко по-отечески наставительно заметил:
- Только, Катя, ты там с ребятами водочкой не увлекайся. Другим-то
ничего, а ты сама должна понимать: наследственность.
Выходит, он откуда-то знал, как бесславно погибла моя мать. Может, тоже
встречался с ней на стороне?
Я поджала губы и наклонила голову, посмотрев на него исподлобья.
"Набычилась", как говорила бабушка.
- А что, Островский - горький пьяница? - выпалила я. Когда я нервничала
или сердилась, слова слетали с моих губ, как выстрелы из пулемета. Еще не
хватало его нравоучений. Слава богу, не родитель. Еще минуту назад добрый
старикан показался мне сейчас мерзкой занудой.
Руденко смутился и что-то промямлил в свое оправдание:
- Нет, я не знаю. Я давно о нем сведений не имел.
"Не знаешь, и молчал бы", - остывая, подумала я. Моя мимолетная досада
так же быстро улеглась, как и вспыхнула.
Руденко помог мне, как и обещал. Я тоже выложилась в сессию, как могла.
Даже однокурсники удивлялись, когда, я выходила с экзаменов с четверками.
По философии, как и намечала, получила "отлично".
Единственное "отлично" за все годы обучения в техникуме. В последний
момент меня включили в список студентов, отъезжающих на Балтийский флот.
Всех удивила эта перестановка, но я не раскрыла ее причины. "Понимаете,
я же - сирота, а студентам на морской базе будет обеспечено трехразовое
питание".
Это объяснение звучало вполне убедительно. Я никому не сообщила, что
еду на встречу со своим отцом.
Даже Тишка не знала моего секрета. Пожалуй, я боялась, да и сейчас
боюсь, что он меня не признает своей дочерью. Писать я ему тоже не стала.
Зачем писать, если и так еду. На месте все выяснится.