"Константин Вронский. Сибирский аллюр " - читать интересную книгу автора

восемьсот сорок человек. Их-то Ермак и поделил на конные отряды, так
называемые сотни, каждой из которых командовал свой собственный атаман. За
ними следовали есаулы и сотники... Старый казачий воинский порядок,
позабытый, вроде бы, в прошлые дикие годы кровавых разбоев, вновь оживал на
глазах. Верховное командование "лыцарством" взял на себя батько, атаман над
атаманами, Ермак Тимофеевич. Правой его рукой по-прежнему оставался Иван
Машков, тут уж ничего не изменилось.
Нужен был лишь некто, кого сегодня мы бы назвали "адъютантом его
превосходительства", кто успевал бы повсюду с ермаковскими приказами на
быстром коне.
На эту роль Ермак выбрал "Борьку". У Машкова глаза от ужаса на лоб
полезли, когда Ермак добродушно облапил "осчастливленную" Марьянку.
Лицо девушки к тому времени утратило детскую округлость, расцветая
своеобразной, озорной какой-то красотой. Хитрые голубые глазищи, мягко
изогнутые губы, ямочки на щеках - Иван Матвеевич терял голову. И мечтал
только о том, что сможет поцеловать такой рот. "Пресвятые угодники, да у
меня, верно, сердце биться перестанет, когда я все-таки обниму ее..."
И вот когда Ермак обнял "Борьку", у Машкова кровь застыла в жилах от
ужаса. Если атаман не бревно совсем бесчувственное, он вмиг заметит, что
"Борька-то" хваленый как есть девка.
Но, к счастью, пронесло. Ермак выпустил "Борьку" из медвежьих объятий,
а за ним к "адъютанту" бросились новые есаулы и сотники. Поздравить, как же!
- Ты хоть понимаешь, что была на волосок от гибели? - первым делом
спросил Машков, когда они с Марьянкой остались одни. - Если бы Ермак понял,
что ты - девица...
- Ну, и что бы ты тогда сделал, а, Иван? - спросила девушка. Спросила
жадно.
- Ничего! Что бы я мог тогда сделать?
- Убить Ермака, к примеру! - и Марьянка ласково улыбнулась казаку. -
Тебя что, всему учить надобно?
- Да ты с ума сошла? - ахнул Машков в ужасе. - Марьянка, ты вконец
обезумела. Это невозможно...
- Когда человек любит, нет для него ничего невозможного.
- Значит, ради меня ты могла бы умереть? - спросил Машков, чувствуя,
что дышать стало намного тяжелее.
- Да кого угодно, Иван свет Матвеевич! Кого угодно! Если б кто тебя
убил, я б того человека землю топтать точно не оставила.
- Так ты любишь меня?
- Ты и сам про то знаешь.
- Нет, не знаю, - вскрикнул Машков, упрямо тряхнув головой. - Откуда
мне знать-то? Я ведь и не обнял тебя ни разу по-настоящему.
Марьянка повернулась к нему спиной.
- Пусть и медленно, но ты становишься человеком, - бросила она через
плечо. - Вот только подумай, как нам любовь нашу и дальше скрывать! Ты ж не
можешь валяться в постели с посыльным самого Ермака Тимофеевича! Да за такие
дела мигом мы на плоту в мешках с песком окажемся...
Молча, с открытым от удивления ртом смотрел ей вслед Машков, чем-то в
этот миг напоминая гигантскую лягушку.

Так пришла весна. Весна 1580 года. Проклюнулась молодая листва на