"Константин Вронский. Капрал Бонапарта, или Неизвестный Фаддей " - читать интересную книгу автора

- Я кутенка того прятал, ведь знал прекрасно, что мой отец отнимет его.
А когда папенька уходил в трактир, чтобы напиться до поросячьего визга, я
носил собачонке еду и играл с ней... Малыш был моим другом. Соседи-то не
позволяли детишкам своим со мной играть, мой отец был падшим человеком,
отверженным. Я вообще-то тоже с ними не хотел играть, к тому же у меня был
собственный пес.
Рудольф сплюнул в огонь. Голос его стал глуше.
- Уж и не знаю, сколько у меня тот щен прожил, - верно, недели две, - а
потом отец мой нашел его. Пьяный папенька в тот день был. Впрочем, как
обычно. Слова не сказал, схватил собачонка за хвост и ударил о стену. Он...
он не сразу подох. Я закричал тогда, взвыл. А щенок попытался укусить отца в
его проклятую ногу, меня защищая. Он растоптал его. А потом избил меня.
Фаддей сглотнул судорожно. Опасные искорки в глазах Дижу. Он уже видел
их как-то раз. Тогда, на экзекуции в строю. Это была ненависть, безграничная
ненависть, полыхавшая в глазах Рудольфа. Неутишимая и непримиримая.
- Он здорово тогда избил меня. Это мне было уж в привычку. Но то, что
отец убил мою собаку, убил просто так, я ему никогда не простил. Когда я
перестал плакать, я поклялся, что тоже убью его, когда вырасту. Я и в самом
деле убил бы его. Так же легко, как газы выпустил бы.
- Отца? - едва слышно спросил Фаддей.
Дижу смахнул подсохшую грязину с сапога.
- У-ф-ф-ф! Отца! - выдохнул он. - Да все равно! Ты ведь не знаешь,
каким он был, Булгарин! Когда он напивался, то вел себя со мной, как с
кучкой дерьма! А напивался папенька постоянно.
Дижу скрестил руки на груди, пристально глянул в огонь.
- Особым шиком у него считалось упрекать меня в том, что я убил свою
мать, что из-за меня она умерла в родах. А я был тогда таким маленьким, что
едва до стола макушкой доставал. И вот стою и слушаю, как убил собственную
мать. Хотя и не знал ее никогда.
Фаддей вслушивался в рассказ Дижу столь напряженно, что и позабыл о
фляге с вином в руках. И вот сейчас вздрогнул, сделал глоток, стараясь унять
комок, вставший внезапно поперек горла. У истории Дижу был пряный, почти что
горький привкус вина.
- Уверен, ты не откажешься дослушать последний куплетец сей песенки, -
с горькой усмешкой заметил Рудольф. - О том, почему я так и не сподобился
счастья вспороть его пивное брюхо ножом. Еще чего, потрошить великого
неудачника! Много чести. После смерти моей матери он ведь не только к
бутылке прикладывался постоянно, он играть удумал. И наделал немыслимых
долгов, - Дижу бросил в огонь огромную ветку, тут же вспыхнувшую ярким
пламенем. - Я проснулся тогда ночью, безумно хотелось пить. Было темно, и я
споткнулся о перевернутую скамью, а когда поднялся в полный рост, прямиком в
ноги отца уткнулся. Он повесился у нас в поварне.
Пламя вновь ярко вспыхнуло, весело потрескивали дрова.
- А я стоял и смотрел на него. Я ведь так долго ненавидел отца и до сих
пор все еще ненавижу, но в тот момент я просто стоял и смотрел. Так и
оставил его висеть там и в ту же ночь навсегда убежал из дома.
Ветка прогорела быстро, к ним подступала темная, непроглядная ночь. И
такая же мгла царила в душе.
Фаддей не знал, что же он должен сказать товарищу. Наверное, молчание и
в самом деле золото. Вон Дижу тоже умолк. Только полешки потрескивают