Кэтрин Куртц «Легенды Дерини»

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Я не писала этих рассказов, если не считать самого последнего, хотя многие из них по стилю очень похожи на мои романы. Все их авторы были дотошно верны тому, что со временем стало Каноном Дерини, а в некоторых случаях не просто рассказали свою историю так же хорошо, как это могла бы сделать я сама, — но сделали это куда лучше. Все они — талантливые люди, которые занимаются самыми разными вещами, чтобы ежедневно зарабатывать себе на хлеб насущный. И даже если не считать поразительного разнообразия увлечений и профессий, все они совершенно непохожи друг на друга. Однако у них имеется и одна общая черта помимо таланта и дара воображения: это то, что все они увлечены и зачарованы вселенной Дерини и чувствуют для себя насущную потребность и необходимость писать об этом.

В этом отношении литература стоит совершенно особняком в мире того, что люди считают искусством. Разумеется, немалое значение имеет то, насколько хорошо автор владеет языком и как он доносит до читателя созданные им истории; но помимо этого и сама эта история зачастую идет дальше чисто эстетических соображений, оказывая прямое и глубокое воздействие на читателей, порой даже за пределами того, что намеревался выразить автор.

Я не знаю ни одной другой формы искусства, способной так менять жизни людей, как это делает литература. Разумеется, кто-то может мне возразить, что подобное действие оказывает и музыка в своей способности влиять на настроение слушателя и даже давать толчок его творческим способностям; многие артисты самых разнообразных жанров часто слушают музыку, занимаясь собственным искусством.

Но слушание в чем-то сродни чтению; здесь все дело в истолковании, интерпретации, восприятии, хотя, возможно, — в более абстрактном смысле.

Композитор в деянии чистого творения так же, как и литератор, является абсолютным одиночкой. Точно так же здесь появляется необходимость сперва сформулировать некую концепцию, задумку, а затем расставить на бумаге черные символы-значки (будь то ноты или буквы), чтобы выразить свою задумку в некой форме, доступной внешней аудитории, которая должна быть способна понять, что задумал автор. В этом отношении слова и музыкальные ноты имеют между собой определенное сходство. Однако между композитором и слушателем встает еще промежуточная фигура исполнителя, — и то, что он вносит в музыку, которую играет.

Последнее само по себе уже является формой искусства, причем такой, которая меня, как человека стороннего и непосвященного, всегда наполняет изрядным благоговением, в особенности когда речь идет о симфониях и хоралах. Возможно, это происходит оттого, что я выросла в семье музыкантов, — у нас в родне был флейтист, кларнетист, трубач и солист хора. До сих пор чисто по-человечески меня не перестает изумлять, как десятки людей способны собраться вместе и, считывая крохотные черные закорючки со страницы, под управлением дирижера, использовать свои инструменты, будь то обычный голос или инструмент из дерева или металла, дабы породить на свет звуки, способные вызывать самые разнообразные эмоции и чувства в душе слушателя.

Исполнение драматического произведения также требует интерпретации и умения от актеров и также сочетает разнообразные таланты множества людей, которыми управляет режиссер, дабы создать артистическую иллюзию, представляемую на суд публики. В этом отношении то, что мы испытываем в театре, сходно с ощущениями от музыкального концерта, хотя язык музыки одновременно более и менее конкретен, нежели язык слов. Театр словесен, но кроме того и аудио-визуален, а порой и музыкален и, повторюсь, также включает в себя промежуточные ступени между искусством драматурга и теми переживаниями, которые в конце концов получает от его творчества театральный завсегдатай.

Вот, наконец, пусть и несколько окольным путем, это приводит нас обратно к писательскому мастерству, — и в особенности к художественной литературе. Разумеется, мы не будем забывать, что и здесь существуют промежуточные ступени между рукописью автора и печатной страницей, которую читает человек (либо слушает читаемое в голос), однако здесь речь не идет ни о какой вольной интерпретации посредника. Разумеется, редактор способен подправить к лучшему или совершенно погубить произведение, но это все же редкость, и искусство рассказчика начинается с рожденной в глубине веков фразы «В некотором царстве, в некотором государстве…» и очень мало страдает от переноса на печатный лист. В этом отношении писательское мастерство является, возможно, чистейшей артистической формой, доступной роду человеческому, невзирая на тот факт, что искусствоведческая терминология стремится подчеркнуть, что так называемые «изящные» искусства, как, например, живопись или скульптура, непременно должны включать в себя буквальное физическое участие творца в процессе творения.

Но любое творчество начинается с видения или мечты, с вдохновения, понуждающего сотворить нечто новое, — то есть с креативного замысла. Именно таким образом любой автор начинает творческий процесс. Мы хотим настолько хорошо рассказать придуманную нами историю, чтобы читатели оказались совершенно захвачены и поглощены судьбой и приключениями, выпавшими на долю героев… хотя бы на тот период времени, что люди ее читают. Мы хотим, чтобы они идентифицировали себя с этими персонажами, чтобы гадали, как они сами сумели бы выбраться из такого затруднения или действовали в подобной ситуации, чтобы они радовались удачам героев и скорбели вместе с ними об их потерях, — и, возможно, даже научились бы чему-то новому, из опыта персонажей.

Секрет успеха хороших авторов в том, что они умеют делать именно это. В особенности в области фэнтези читателям нравится с головой погружаться в мир истории. Читатели влюбляются в героев, они тревожатся о том, что с ними происходит, они хотят узнать, что было дальше, — и творческие порывы порой оказываются очень заразительны!

Насколько они могут быть заразительны, я не имела ни малейшего представления, когда еще только начинала плести словесный гобелен, из которого впоследствии выросли Одиннадцать Королевств… Это было более тридцати лет назад. Я понятия не имела, во что выльется моя случайная задумка, — и как глубоко она повлияет на многих читателей. Я просто хотела рассказать историю, — в буквальном смысле основанную на увиденном мною сне, — но вскоре стало ясно, что сон этот желали разделить со мной и другие люди; что это был не просто мой сон, но на каком-то уровне — совершенно реальный мир, который оказался близок и понятен большому количеству читателей. Куда большему, чем можно ожидать, даже для самого удачно написанного романа.

Такая глубинная связь не прерывается и после того, как читатель закроет книгу. В особенности в том, что касается читателей фэнтези, мне кажется, что среди них есть поразительное число людей, которые и сами наделены творческим даром. Ни в одной другой области литературы, по-моему, не сосредоточено такое количество будущих писателей, многие из которых, дочитав до конца книгу, показавшуюся им особенно близкой и внутренне сродственной, желают попытаться приспособить этот мир и его персонажей к самим себе и тем самым продлить начавшееся приключение. Пока они читали книгу, они успели полюбить героев, увлечься преградами, которые тем приходится преодолевать. Они желают, чтобы рассказ продолжался, — и если автор не хочет или медлит сделать это, то они готовы написать продолжение истории самостоятельно.

По правде сказать, многим авторам совершенно не по душе, когда кто-то посторонний вмешивается в сотворенный ими мир, и они строжайше запрещают читателям делать это, — что настолько же бессмысленно, как пытаться воспрепятствовать океанской волне накатывать на берег. Если автор хорошо выполнил свою работу, то читатели непременно обречены задумываться о том, что же будет дальше, или что могло бы быть, если бы все сложилось иначе, или о том, о чем автор умолчал. Они находят других людей, которые разделяют их увлеченность, говорят об этом, и наконец некоторые даже пытаются записать созданные истории и поделиться ими с родственными душами.

Некоторые авторы видят в этом определенную угрозу для себя, но я скорее чувствую себя польщенной. Разумеется, я считаю, что если такие писания приносят доход, то я имею полное право получить некоторую часть от него; в конце концов именно мне принадлежит изначальная идея, и поскольку литературой я зарабатываю себе на жизнь, а не только получаю от этого удовольствие, то здесь необходим деловой подход.

Но, помимо того, я считаю, что отчасти наслаждение в сотворении чего-то нового, чем восхищаются другие люди, кроется и в том, чтобы делиться своими идеями, — и не только делиться законченным произведением, но порой и удовольствием от самого творческого процесса. Несомненно, здесь необходимо установить четкие границы: ведь существует понятие авторского права и интеллектуальной собственности.

По счастью, мои читатели всегда уважали установленные мною границы, и, надеюсь, наше сотрудничество оказалось удачным и доставило удовольствие всем, кто был в этом заинтересован.

Мало кто задумывался о подобных вещах, когда я только начала заниматься писательским трудом. В области научной фантастики Мэрион Циммер Брэдли позволяла своим читателям писать и публиковать рассказы, касающиеся вселенной Дарковера, и использовала это как средство находить и воспитывать молодые таланты; но никто никогда не делал ничего подобного в области фэнтези. Более того, на самом деле, в ту пору еще не существовало области фэнтези в том смысле, как мы представляем себе это сейчас. Когда я продала первую трилогию о Дерини в 1969 году, то мне просто повезло оказаться в нужном месте, в нужное время, с «нужной книгой», чтобы стать впоследствии одной из основательниц современного жанра фэнтези благодаря огромной работе, проделанной Бетти и Йеном Баллантайном. Как раз незадолго до этого, подстегнутые несомненным коммерческим успехом трилогии «Властелин колец» Толкина, Баллантайны начали осторожно перепечатывать «классических» авторов фэнтези, таких, как Уильям Моррис, Э. Р. Эддисон, Джеймс Брэнч Кэйбелл и К. С. Льюис… и до 1970 года, когда они опубликовали «Возрождение Дерини» и роман Джой Чант «Алая луна, черная гора», — которые стали первыми книгами в баллантайновской серии взрослой фэнтези. Зерна, попавшие на плодородную почву, в последующие годы принесли щедрый урожай. Менее чем десять лет спустя, когда первые две трилогии Дерини уже очень хорошо продавались, а читатели вовсю требовали продолжения, многочисленные отзывы поклонников наконец заставили меня осознать, что я делаю нечто большее, чем просто пишу забавные истории, которые кому-то интересно пролистать на досуге. Читатели желали теснее познакомиться с миром Дерини; более того, многие из них уже вовсю влились в этот мир: они бесконечно обсуждали его между собой, вылавливали меня на конгрессах по научной фантастике, чтобы выжать максимум информации, сами писали рассказы, вели изыскания по средневековой истории реального мира, откуда я сама всегда черпала творческое вдохновение.

Когда я обнаружила это, то как у автора, у меня было несколько возможных выходов. Можно было не обращать на происходящее никакого внимания, можно было сердиться и ворчать, что посторонние люди без разрешения играют в твои игрушки, или же наконец принять подобную реакцию читателей как искреннюю форму одобрения, чем она на самом деле и является. Мягко и конструктивно направляя это творчество, писатель способен сделать его движущей креативной силой, способной принести немалое благо как читателям, так и ему самому, послужив толчком для творческого роста. Творчество способно даже менять к лучшему жизнь людей, — поистине, такое случается. Я всегда утверждала, что первейшая задача автора — это развлекать, рассказывать хорошие истории; но если я также способна подтолкнуть человека к тому, чтобы он принялся изучать новые для него вещи, развивал бы свою индивидуальность, то это только к лучшему. Это как кремовый завиток на торте… В общем и в целом, если бы я и хотела войти в историю литературы, то прежде всего благодаря тому, что заставляла своих читателей размышлять, и мне это нравилось. И за то, что я сделала их жизнь богаче, чем она могла быть, если бы они никогда не читали моих романов. Я не ставлю своей задачей менять людей, но стараюсь сделать их более восприимчивыми и открытыми.

Рассказы, собранные в этой антологии, несомненно, сделали более восприимчивыми их авторов, а, возможно, и перед читателями откроют новые горизонты. Все они, если не считать моего собственного рассказа, прежде публиковались в журнале «Архива Дерини» (на сегодняшний день увидели свет уже шестнадцать выпусков!), который я основала в 1978 году, дабы печатать там творения моих литературных поклонников. Большинство рассказов, публиковавшихся там, были превосходно и профессионально написаны, что сразу помогло повысить статус «Архивов Дерини» среди всех подобных «фэнских» журналов. А кроме того, многие из них были настолько верны Канону Дерини, что мне оставалось лишь жалеть, что не я сама написала их, — а это, бесспорно, лучшая похвала, которую один автор может сказать другому.

И в этом сборнике у меня появилась возможность представить некоторые из этих талантов на суд широкой публике, не ограничиваясь рамками прежней аудитории. Возможно, после первой в их жизни профессиональной публикации некоторые из наших авторов всерьез займутся писательским творчеством. Я искренне надеюсь на это. Спустя тридцать лет как я сама начала печататься, для меня нет большего удовольствия, чем помогать новому поколению даровитых мастеров слова. У меня нет ни малейших сомнений в том, что в будущем нам еще не раз придется встречать в печати эти имена.

Кэтрин Куртц

Ирландия, март 2001 года