"Владимир Возовиков. Тайфун" - читать интересную книгу автора

словно рассосалась по телу, стала не так заметна, и жажда боевой работы, и
досада от вынужденного сидения в лесу уже наполняли Дагаева.
"Ликвидировать последствия..." Каким-то далеким, тревожным эхом
отозвались в памяти слова ефрейтора Денисова, будто вместе с океанским
ветром прошел над горным лесом отголосок июльского грома, а с ним - топот
копыт, заглушающий теплый ливень. Не через эту ли долину пятьдесят три года
назад проскакал с маленьким отрядом бойцов краской Дагаев на помощь
пограничным нарядам? Не за тем ли хребтом, вдоль которого уходили сегодня
разведчики после боя, разделил краском Дагаев свой отряд на две группы по
десять бойцов, потому что стало известно ему в пути - перешедшие границу
банды семеновцев и хунхузов разбойничают в соседних районах, сжигая поселки,
расстреливая активистов, угоняя скот? Не за той ли лысой горой, что маячила
в иллюминаторе вертолета у самого горизонта, внезапно столкнулись десять
советских конных пограничников с сотенной бандой хунхузов, утаскивающих за
кордон награбленное добро? Столкнулись и ударили первыми, заставили врага
трусливо бросить добычу и побежать. А потом, у самой границы, оказавшись в
ловушке, окруженные со всех сторон, навязали противнику рукопашный бой, в
котором земляк Амурко богатырь Прыгунов заколол пятерых бандитов и, отбросив
перебитую пулей винтовку, с клинком в руке кинулся выручать окруженного
командира, пробился к нему и выручил, при этом развалив напополам главаря
шайки... Немногим грабителям удалось бежать из той теснины, где они готовили
могилу красным пограничникам. Их осталось шестеро после того боя, но, едва
отправив на ближнюю заставу тяжелораненых товарищей, они уже скакали на
помощь второй группе, которая вместе с маленьким пограничным нарядом
бесстрашно вступила в неравную схватку с озверелой, пьяной от крови бандой
семеновцев...
Они не искали убежищ, суровые, смертельно усталые люди в звездных
шлемах, воины того грозного времени, - они искали врага, не смыкая глаз
ночью и днем; они знали, как велика эта граница, как много недобитой, всегда
готовой ужалить нечисти притаилось по обе ее стороны и как мало бойцов могла
выставить против нее разоренная войной Республика. Им достались последствия
урагана, от которого разваливались империи, и они очистили эту землю от
ядовитых осколков ненавистного старого мира, бдительностью и мужеством
оградили ее пределы. Читая историю этой границы, протянувшейся от Забайкалья
до океана по таежным дебрям, горным хребтам и бурным рекам, Дагаев неизменно
переживал и горечь, и гордость за ее первых солдат.
Осунувшиеся, темные от морозных и знойных ветров лица. Усталые кони со
стертыми копытами. Старые трехлинейки с побелевшими стволами. Считанные
сухари и считанные патроны в сумках. И непрерывные тревоги, погони, схватки,
в которых не просят пощады, - классовая война милосердия не знает. У тех,
кто ушел тогда за кордон с руками по локоть в крови, ничего не оставалось за
душой, кроме ненависти, им нечего было терять, этим волкам в человеческом
образе. Но бессильны были их наглые стаи, как и отряды чужеземных
провокаторов, банды хунхузов, скупщиков золота и пушнины, спиртоносов, воров
скота и леса, шпионов и браконьеров, против тоненькой цепи буденновских
шлемов, прикрывших дальневосточную границу Республики. И один из двух тысяч
первых ее солдат - краской Дагаев.
Такое простое русское лицо на старенькой семейной фотографии, а
приглядись - сверкающая дымка ореола будто окружает его остроконечный шлем.
Сама история страны смотрит с фотографии глазами двадцатилетнего парня в