"Владимир Возовиков. Четырнадцатый костер" - читать интересную книгу автора

банку. У ног его трепыхалась рыба, и рядом - утка; второй раз в это утро
капитан опешил.
- Слушай, - взмолился он, - иди в лодку, а то еще гуся мне на голову
свалишь.
Потом он с любопытством перебирал добытых птиц, и я, сидя напротив,
разглядывал брусковатое и сплющенное тело жереха, молодое, незатуманенное
серебро чешуи, перья с черненой кровавинкой, пугливую темень глаза,
окольцованную оранжевым незатухающим огоньком. И было так просто, что мы
добыли лучшую хоперскую рыбу и лучшую дичь, словно заранее знали о
неизбежности нынешнего утра с его уловом. Удачи обрушились на нас, и я
поспешил взяться за спиннинг.
- Может, хватит? - осторожно спросил капитан, но мне тоже хотелось
поймать рыбу-платину.
На втором забросе что-то зацепилось, леска натянулась, задрожала,
забилась, обмякла, словно поймал я плотичку, снова туго завибрировала - ход
рыбы был странен и непривычен. Возле борта от несильной потяжки из воды
выскочил довольно крупный лещ - острое жало крючка вонзилось в его жесткий
спинной плавник. Капитан смеялся:
- Оригинальничаешь? С тобой, брат, не помрешь от скуки. Рыба твои
блесны хватать не хочет, так ты ее - за шиворот...
Как ни приятен улов, а приходилось соглашаться: блесны мои,
по-видимому, лишь случайно могли зацепить неосторожную рыбу. Спиннинг
требует своего искусства, как, впрочем, всякий спортивный снаряд. Вот что
значит - везение!
Между тем, снова раззадоренный, товарищ уже возился с крупной щукой:
она всплыла далеко от лодки, угрожающе разевала пасть, мотала башкой, норовя
острым как бритва зубом задеть натянутую леску. Старалась она напрасно: мой
капитан вываживал и тайменей в горных реках Алтая.
- Ну все! - решительно заявил он, после того как с немалыми муками
извлек экстрактором блесну из щучьей пасти. Пальцы его кровоточили. - Будет,
говорю!
Все же я сделал заброс к прибрежным камышам, понимая, что капитан
спешит прекратить ловлю из рыбацкого суеверия: когда очень везет - не
жадничай, иначе накличешь беду либо придется ждать новой удачи так долго,
что жизни может не хватить. Но я-то не считал себя рыбаком.
На резкую поклевку отвечаю подсечкой и... обескураженно сматываю на
катушку вялую леску. Ни рыбы, ни грузила, ни блесны. Последняя и лучшая из
серебряных, которой мы так дорожили. То ли висит она теперь на замшелой
коряге, то ли унесена на дно мглистой ямы в жестких челюстях речной акулы?
Да, это - сигнал...
- Не расстраивайся, - утешил капитан. - Видно, перестарались мы, и
Хопер в возмещение убытков взял с нас серебром. Не расстраивайся - тот
серебряный поднос не последний из потерянных человечеством, еще найдем...
Опустел котелок с налимьей ухой, сваренной над пламенем тринадцатого
костра, и сам костер погас, залитый остатками чая, а мы не решались покинуть
последний привал над Хопром. Не было желания грести, спешить увидеть - что
там, за ближней излучиной?.. Не было ожидания удачи, не было и суеверной
боязни цепляющихся одна за одну неудач. И думалось не о брусковатом живом
серебре, холодном, как хоперские воды, таинственно шныряющем в глубинах, и
не о желтоглазых, белобрюхих гоголях, что мерцающим шаром могли пронестись