"Владимир Возовиков. Четырнадцатый костер" - читать интересную книгу автора

нет нужды защищаться от диких зверей - на земле ведь не осталось хищника,
способного добровольно напасть даже на трехлетнего ребенка. Все эти
нападения выдуманы, потому что на выдумки всегда существует спрос.
Но что же право на выстрел?
Истина обыкновенно таится в парадоксах. Сохранить и умножить сегодня
самых ценных зверей и птиц, вероятно, смогут только охотники. Потому что
охотникам это нужнее, чем другим.
Люди не могут не спросить себя: откуда берутся дикие олени, лоси,
кабаны и косули - те, что все чаще забредают в каменные леса городов,
затесываются в стада железных зверей на автострадах? Ведь даже сто лет
назад, когда человек еще не был так могуществен и вездесущ, еще не теснил
дикую природу армиями машин, крупные звери наших лесов становились
редкостью, катастрофически вымирали.
Откуда же они приходят сегодня? Заповедники - это пока лишь островки в
океане пространства, открытые для человека с охотничьим ружьем, и находятся
заповедники вдали от больших городов. Так откуда?..
...Закрываю глаза - и рядом встают великаны ели, разлаписто грузные,
угрюмоватые в своей негасимой зелени посреди девственной белизны снега и
облетевших берез; сизая дымка редкого осинника позади стрелковой цепи, рябь
кочек лесного болота с желтыми кущами сухого тростника, а дальше - снова
резкая, черно-зеленая степа елового бора на ярком экране неба. И тишина,
особенная лесная тишина перед началом загона, - и эта тишина, и обманчивое
ощущение безлюдья, кажется, усиливают декабрьский мороз. Он жжет лицо,
забирается в валенки, леденеют руки на ружейном стволе, прожигающем меховые
перчатки. Но нельзя и малым движением отпугнуть назойливый холод - вот-вот
начнется загон, и цепь стрелков замерла, растворилась в безмолвии леса.
Секунды растягиваются в минуты, минуты - в часы, постепенно чувство времени
пропадает, словно ты попал в тот неведомый мир бесконечности, где земного
времени не существует. Хочется разрушить утомительную иллюзию, украдкой
глянуть на пунктирный бег стрелки часов, но дисциплина охоты запрещает
лишние жесты. Это лишь тебе кажется, что легкое движение твое малозаметно. В
настоящем диком лесу глаза и уши - повсюду. Может быть, в этот самый момент
в твою сторону обращены глаза той, кого ждешь ты, кого ждут твои соседи,
ждет вся затаенная линия стрелков-охотников.
Но вот далеко-далеко, словно галлюцинация, возникают голоса загонщиков,
и лесная тишина сразу становится хрупкой, шероховатой. Прилетел серый
рябчик, нырнул в темную крону ели, прижался к серому суку - пропал. Еще то
ли рябчики, то ли тетерева прошумели в отдалении, завозилась в кроне белка,
неосторожно осыпав снег. Заяц выскочил из еловой мелочи, бочком, трусовато
ломая уши, перекатился через старую лесную дорогу, шмыгнул в заснеженный
кочкарник. Только клест спокойно лущит шишку где-то над головой, крылышки
семян сонно мерцают в густом зимнем воздухе, садятся на вороненую сталь
неподвижного ружья. А вот уже гость поинтереснее: вытянувшись в струну и
торчком поставив уши, неслышной рысью мчится вдоль цепи стрелков огненный
лисовин - точно плывет над глубоким снегом, над беззвучным мельканием
собственных лап.
Невыразима эта радость - наблюдать и слушать лес, полный извечной
жизни. Охотника, как никого другого на свете, удручают снега без строчки
звериного следа, опушки - без взрывного грохота крыльев вспархивающих
тетеревов, ельники и сосняки - без тревожно-бойкого цоканья белки, чащи -