"Валерий Вотрин. Последний магог" - читать интересную книгу автора

говорила о подземельях курганов, где по ночам загораются призрачные огни,
говорила о том, как серебрится под луной высокая белая трава, - и чем дальше
говорила она, тем страшнее и страшнее становились ее рассказы. Она говорила
о призрачных воинствах, шествующих куда-то глухими ночами, об озерах крови,
проступающих в полночь сквозь истрескавшуюся землю, о духах, скачущих по
степи на безголовых лошадях. Лицо ее ничего не выражало, но голос дрожал.
Задрожал и я. Ее неоткровенное знание каким-то образом передалось мне. Она
продолжала рассказывать, не глядя на меня. Она словно чего-то от меня ждала.
А я... я потихоньку высвободил руку из ее горячей ладони.
- Зачем ты все это мне рассказываешь? - спросил я, избегая ее взгляда.
- Я не могу носить в себе этого, - тихо, виновато проговорила она.
- Я не понимаю, - беспомощно сказал я.
Тень от кургана успела еле заметно передвинуться, прежде чем она
ответила, еще тише, чем раньше:
- Иди, если хочешь.
Томимый незнакомой, неутоленной жаждой, не сознавая, что делаю, я
поднялся и направился к дому. Не пройдя и десяти шагов, оглянулся - и
увидел, что Нишкни плачет, закрыв лицо руками. И в то мгновение, в тот
момент неизбывного горя она показалась мне еще более отчужденной, чем
когда-либо. Я не бросился к ней, не обнял ее. Я ушел.

У дома меня ждали нукеры. Маленький пузатый десятник объявил, что меня
забирают в армию бега, чтобы сделать из меня воина-карателя. Я
беспрекословно, молча им подчинился. Образ плачущей Нишкни не выходил у меня
из головы. Мать принялась убиваться, но я остановил ее: мелким, ничего не
значащим событием показался мне мой уход на бегову службу, мелким - но по
сравнению с чем? Не знаю. Помню, что с холодной головой, равнодушно и споро
собрался я в дорогу.

Из моего родного хосуна нас, новобранцев, было пятеро. Над нами
поставлен был начальствовать человек по имени Чуйхулу - бывший бегов
советник, за какой-то проступок пониженный до десятника. За глаза его
называли "человек с прыщавой душой". У Чуйхулу была притворно ласковая
улыбка - и змеиный взгляд, который мы ощущали на себе во всякий час. Ходил
он, заложив руки за спину и выпятив вперед объемистое брюшко; взгляд его
скользил по лицам новобранцев, и каждому он ободряюще улыбался. Он помнил
имя каждого.
- Так-так, - говорил он увальню Мычу. - Друг Мычу. Ну, как служится
тебе, скажи?
- А... - открывал рот Мычу.
- Не скучаешь ли по дому? - перебивал его Чуйхулу.
- Не...
- По родным, по семье небось скучаешь?
- Ну...
- Небось спишь и видишь их, да, друг Мычу? Во сне их, значит, видишь?
- Э...
- Во сне видишь, скучаешь, а наяву к ним хочется. Так и хочется,
говорю, удрать, а, друг Мычу?
- Не...
- Так ведь и хочется задать тягу, улизнуть, пуститься наутек,