"Валерий Вотрин. Испол" - читать интересную книгу автора

облаком, но это сперва надо было доказать. И зачем было вызывать его,
городского дознатчика, когда сами могли бы запросто разобраться? Несколько
недель кряду зверь терроризировал - и не пошевелились. Это надо было
Горбатова забодать, чтобы начали расследование. Это ведь верхоглядством
пахнет, что само по себе - уголовная статья.
Горбатова знать ему приходилось. В глубине души он не верил, что
какой-то зверь, пусть даже облако, смог забодать такого человека, как
Горбатов. Ведь за два года, что пробыл Проторин дознатчиком в Воронцове,
целых шесть раз выезжал он в Испол именно из-за того, что звонили и
докладывали, что забодали механизатора Горбатова. Что до дела, то его
Проторин годил заводить, мало ли что доносят, однако выезжал исправно. И
приехав, всякий раз находил Горбатова в добром здравии и в сильном подпитии,
а звонок был результатом то розыгрыша, то белой горячки. Он припомнил, что
один раз даже позвонил сам Горбатов и испуганным голосом сообщил, что только
что насмерть забодали механизатора Горбатова и что сделал это его
собственный трактор.
Но на этот раз у Проторина были неоспоримые доказательства, что
Горбатова-таки забодали. Ему было жаль механизатора и страшно любопытно, кто
это сделал. Может, жена? Она вполне могла того забодать, так уж ему
говорили. Но почему же он решил, что смерти Горбатова надо было приключиться
именно через забодание? Его могли, к примеру, переехать трактором, - смерть
для механизатора почетная. Он мог допиться до околения, - смерть не менее
почетная. В общем, Проторин не мог дождаться встречи со старостой, чтобы
узнать все подробности.
Все эти дни шел дождь, а сейчас небо расчистилось. "Газик" скрежеща
остановился на каком-то перекрестке. Асфальт здесь кончался. В две стороны
вели одинаково немощеные дороги, страшные, зияющие выбоинами и озерцами
воды, под которыми скрывались каверзные, глубокие ямы. Летом и зимой, под
толстым тулупом из пыли и снега, они выглядели по-другому, осанистее. Сейчас
смотреть на них было как-то трогательно, как на чьи-то озябшие руки. Эти две
трогательно-весенние дороги вели: одна - в Испол, другая - в Реч. Проторин
решился сойти здесь, тем более что водитель, завидев состояние дорог,
собрался поворачивать обратно: чего зря машину гробить. Проторин натянул
сапоги, взял сумку и посох и выбрался из машины. "Газик" взревел и запрыгал
по ухабам дороги в Реч.
Проводив его глазами, Проторин вдруг заметил, что на перекрестке торчит
некая длинная фигура, туго завернутая в заляпанную грязью черную пелерину.
Это оказался испольский ветеринар Сквозцов, который тоже дожидался попутки и
теперь тоскливо провожал глазами упрыгивающий в Реч "газик". Дойдя до
Сквозцова, Проторин пожал ему руку, спросил, как дела, и Сквозцов, худое
бледное лицо которого сразу оживилось, принялся говорить, что у старосты
корова заболела, а осмотр ничего не дает, потому как корова бодается.
Проторин при этих словах вздрогнул и внимательно посмотрел на Сквозцова.
- Да что вы, Михаил Николаевич, - сказал тот. - Покойник к старостиной
корове близко не подходил. Он ведь смертным боем боялся всего, что бодается.
Фобия! - поднял он палец.
- Фобия, - повторил Проторин и с тайной надеждой спросил: - Будете
другой машины дожидаться?
К его радости, Сквозцов уныло махнул рукой.
- Толку-то! Все утро стою. Решил вот махнуть в Реч, пока дороги