"Зоя Воскресенская. Девочка в бурном море. Часть 2. Домой!" - читать интересную книгу автора

Спускались в метро, как и в Москве, по эскалатору. Тускло светили
лампы. Мимо мелькали рекламы, в большинстве старые, довоенные. Они
предлагали сыры и стиральные машины, подвесные моторы и сигареты, собачьи
ошейники и мыло, виски и французские духи, баварское пиво и венгерскую
гусиную печенку. Но эти влажные, со слезой, бруски сыра, кружки пива с
горкой пены наверху, мыло в ярких обертках, тончайшие чулки на
неправдоподобно длинных ногах красавиц - все, что назойливо предлагала
реклама, в стране давно уже исчезло или выдавалось по карточкам в мизерных
дозах.
Когда сбежали с лестницы, стремительно умчавшейся из-под ног куда-то
внутрь, мать с дочерью остановились пораженные.
- Как в МХАТе "На дне", - прошептала наконец Антошка
- Нет, страшнее, - отозвалась Елизавета Карповна.
Вдоль всей платформы тянулись в три яруса нары, сбитые из
необструганных досок. Для пассажиров оставалась длинная узкая полоса по краю
платформы. На нарах лежали, сидели, спали, читали и играли в карты люди.
Много женщин с маленькими детьми. На одной нижней наре спал старик, выставив
голые ноги с растрескавшимися пятками. Он был прикрыт одеялом, сшитым из
газет "Таймс". Струя воздуха из вентилятора шевелила грязные куски бумаги.
Почему люди спят здесь? Ведь те страшные бомбардировки были два года
назад, почему станция метро превращена в ночлежный дом?
Елизавета Карповна подошла к женщине, кормящей грудного ребенка.
- Вы здесь живете?
- Да, миссис. - И, увидев в глазах иностранки живое участие, а не
простое любопытство, пояснила: - Наши дома разбомбили, и муниципалитет
разрешил жить в метро, пока не построят новые. Сейчас это даже к лучшему.
Стали налетать "Фау-2", а здесь хорошо: тепло и безопасно. Правда, неудобно
с ребенком, но бог милостив. Кончится война, и нам построят новый дом. Наш
папа вернется - может быть, уцелеет. Все должно кончиться хорошо, миссис,
бог милостив.
Антошка стояла и издали хмуро наблюдала. "Бог милостив" - стало быть,
так и должно быть?
- Мама, почему такая покорность? - спросила она подошедшую мать.
- Нет, Антошка, это не покорность, это мужество. Фашисты сумели
уничтожить миллионы домов, но они не уничтожили дух этого народа, не
поставили его на колени.
На всех станциях метро была такая же картина. Пассажиры входили,
выходили, словно не замечая этих нар, не слышали плачущих детей, и это не
было безразличием, равнодушием к судьбе потерявших очаг людей. Это было
пониманием, и пассажиры метро старались создать как бы перегородку между
воющими и скрежещущими поездами и спящими на нарах людьми. Пассажиры метро -
это трудовые люди; многие из них сами ехали ночевать на какую-то станцию.
Богатые, равнодушные не пользуются метрополитеном: они ездят в собственных
машинах...
В ведомстве военно-морского флота пожимали плечами, разводили руками,
отсылали из комнаты в комнату. Идя по коридору, Елизавета Карповна с
Антошкой услышали русскую речь. Навстречу им шли двое мужчин в штатском.
Одного из них Елизавета Карповна где-то встречала. Подойдя к ним вплотную,
она наконец вспомнила - старший из них, с седым ежиком на голове, был
дипкурьер Алексей Антонович.