"Зоя Воскресенская. Девочка в бурном море. Часть 1. Антошка" - читать интересную книгу автора

заплетает косу в четыре пряди от самого затылка, конец туго завязывает
лентой. Натягивает на себя легкий синий свитер, смотрится в зеркало.
Бледная, худая, некрасивая. Правда, брови густые и темные, как крылья
ласточки, и ресницы пушистые, а глаза так себе, серые, кошачьи, и правое ухо
оттопырено - хорошо еще, что его волосы прижимают. Эх, быть бы такой
красивой, как мама! У Антошки ноги уже больше маминых: тридцать шестой
размер. Волосы у мамы легкие, светлые, с завитками возле ушей, рот всегда в
улыбке, зубы ровные и белые. У Антошки еще не все молочные зубы выпали -
прямо срамота, это в тринадцать-то лет! А новые растут широкие, как лопаты.
"Чем бы себя украсить?" - соображает Антошка и открывает заветную
шкатулку. Эту деревянную шкатулку подарила ей бабушка. На темной поверхности
крышки выложен из крохотных разноцветных кусочков дерева затейливый
орнамент. В шкатулке хранится до поры до времени тщательно сложенный алый
галстук, пионерский значок с тремя язычками пламени, лист бумаги, вырванный
из середины тетради с крупной и размашистой надписью по диагонали:
"Извини!", ожерелье из ракушек. Это ракушки с Азовского моря, из
пионерлагеря. Каждая раковина похожа на крохотный, слегка вогнутый веер.
Антошка застегнула на шее ожерелье. Розоватые раковины красиво выделяются на
синей шерсти свитера.
Анатолий Васильевич торопит. Антошка проглатывает чашку остывшего кофе,
бутерброды засовывает под салфетку в хлебницу - чтобы мама не заметила.
- Я готова!
И вот они в машине. Папа за рулем, Антошка рядом. Мама сидит сзади,
опершись подбородком о мягкую спинку переднего сиденья.
Выехали за город. Мерно гудит мотор, шуршат шины об асфальт, мимо
несутся темные ели, еще голые дубки, березы изумрудным светом молодой листвы
освещают лес.
Сквозь темные стволы сосен сверкнула спокойная гладь воды.
- Дальше пойдем пешком, - сказал Анатолий Васильевич, затормозил
машину. Он извлек из карманов спички, зажигалку, сунул все это в ящик рядом
с радиоприемником, выбросил пустую коробку из-под сигарет.
- Зеркало из сумочки не вынимать, не пудриться - день солнечный, -
предупредил он Елизавету Карповну и, подумав, решительно протянул руку: -
Дай-ка сюда пудреницу и зеркало.
Антошка даже огорчилась.
- Это почему же маме попудриться нельзя?
- Чтобы какого-нибудь солнечного зайчишку не подпустить в бензин, -
ответил серьезно Анатолий Васильевич. - Да и ходить надо осторожно, чтобы,
чего доброго, не высечь каблуком искру из камня. Видишь? - показал он рукой
на длинный кирпичный забор.
Только сейчас Антошка увидела, что вдоль всей стены огромными буквами
было написано по-шведски, по-немецки, по-фински и по-русски: "Инте смока!",
"Нихт раухен!", "Икке топпакойта!", "Не курить!", "Огнеопасно!!!"
Антошка осторожно шагала за отцом по мягкой дороге.
- Уже пришвартовывается! - Анатолий Васильевич поспешил вперед.
На причале шла напряженная работа. Чайки с громким криком носились над
пристанью.
Здесь уже был советский консул Владимир Миронович, представители
торгпредства. Все с напряжением следили, как к насосной станции медленно
подвигалось гигантское плоское судно, с надстройкой на корме, похожее на