"Зоя Воскресенская. Девочка в бурном море. Часть 1. Антошка" - читать интересную книгу автора

есть скучную профессию.
Что такое керосин? Просто жидкость и дурно пахнет. Когда-то керосин
хоть приносил пользу - не было электричества и в домах горели керосиновые
лампы. А сейчас керосин возят только на дачу для керогаза, и всегда от него
одни неприятности: в электричку с ним не пускают, кастрюли от него коптятся.
Бензин дома тоже не нужен, разве только заправлять папину зажигалку. Теперь
бензином даже пятна на платье не выводят, есть другие, более надежные
средства. А смазочное масло нужно маме только для швейной машинки, и
крохотной масленки ей хватает на несколько лет.
Разве приходило в голову какому-нибудь поэту воспеть в стихах бензин,
мазут или керосиновую лампу? Пишут о коптилках, лучинах, кострах. Много книг
написано о дипломатах, их тонкой хитрости, уме и прозорливости, есть
занимательные книжки о разведчиках, а написана ли хоть одна книга о
советских коммерсантах? Таких книг нет, потому что неинтересно людям читать
о том, как торгуют всяким там керосином.
Так думает Антошка.
А папа уверяет дочку, что его профессия самая интересная и даже
романтическая. Папа влюблен в свое дело. Его письменный стол всегда завален
какими-то статистическими справочниками, диаграммами, экономическими
газетами на разных языках. В его служебном кабинете, как в генеральном
штабе, висит огромная карта Швеции, и на ней красными звездочками отмечены
бензиновые колонки и заправочные станции, торгующие советскими
нефтепродуктами. На стендах прикреплены пробирки с образцами разных масел,
бензинов, лигроинов, солярок.
Когда к ним на квартиру приходит хозяин дома господин Графстрем, он
почтительно здоровается с Анатолием Васильевичем, величает его
генерал-директором и осведомляется, доволен ли генерал-директор квартирой,
достаточно ли хорошо топят и не нужно ли прислать мойщика окон или полотера.
...Антошка слушает, как жужжит папина электробритва в ванной комнате.
Папа бреется и мурлычет мотив старинной комсомольской песни "Мы кузнецы". И,
даже мурлыча, фальшивит. Мама с Антошкой всегда потешаются над папиными
музыкальными способностями. Мама говорит, что ему медведь на ухо наступил:
папа не может отличить вальса Штрауса от похоронного марша Шопена. Правда,
по субботам он ходит с мамой на концерт или в оперу, но ходит только для
того, чтобы мама отпустила его в воскресенье на рыбалку. При первых же
звуках увертюры он засыпает в кресле и оживляется только к концу
представления. Но папа очень любит, когда поет мама. Елизавета Карповна
знает все песни - и старые комсомольские, и современные - и, когда возится с
обедом на кухне, всегда распевает.
- Лизонька! - кричит папа из ванной комнаты. - Давай скорей завтракать,
я должен поехать принимать танкер.
- А может, и нас с собой захватишь? - спрашивает Елизавета Карповна. -
У нас с Антошкой свободный день, погода такая славная. Мы бы не помешали
тебе.
- Что ж, - отвечает папа, - это идея. Вот только стоит ли будить
Антошку, она любит поспать. Пусть ее дрыхнет, а мы поедем вдвоем.
Антошка с визгом соскакивает с кровати. Умыться и одеться дело
недолгое, но вот коса... Антошка наклоняет голову и перекидывает волосы на
лицо. Волнистые пряди достают до самого пола. Она нещадно дерет волосы, пока
наконец они без задержки проскальзывают сквозь зубья гребенки. Антошка