"Арсений Васильевич Ворожейкин. Над Курской дугой ("Истребители" #2) " - читать интересную книгу автора

Второй отрезок треугольного маршрута подходил близко к линии фронта.
Как и "проигрывали" на земле, здесь действительно встретилась пара Ме-109.
Короткая схватка! Один "мессершмитт", очевидно, подбитый, выходит из боя.
Создается удобный момент его прикончить. Погнался за ним, напарник - за
вторым. Опасаясь потерять Гришу из виду, оставляю преследование и спешу к
своему напарнику. Он улетел от меня уже на порядочное расстояние и оказался
за линией фронта. Мои призывные помахивания крыльями - "Возвратись!" - ни к
чему не приводят. Тютюнов летит на полной скорости, и я, как ни стараюсь,
сблизиться не могу. Чудак, разве можно, не имея преимущества в высоте,
догнать Ме-109. Упрямо, не обращая ни на что внимания, словно конь,
закусивший удила, он на полной скорости мчится в глубь расположения
вражеских войск.
Немецкий истребитель уже скрылся. Стало ясно, что дальше лететь опасно:
появись какая-нибудь шальная пара "мессеров" - неизбежен бой. Тогда даже при
благополучном исходе не хватит горючего для возвращения к себе.
Гриша, прижимаясь к земле, мчался все дальше. Что это значит? Тут
пахнет уже не задором молодости. Заблудился? Меня не видит. Бросить и идти
домой? Ни в коем случае! А гнаться дальше уже опасно. Попробовать
предупредить огнем? Далеко. Не заметит пламя трассы. Все же решаю дать
несколько очередей. Самолет Григория почему-то быстро растет передо мной.
Сблизившись, я помахал ему крыльями и круто, с набором высоты стал
разворачиваться назад, рассчитывая увлечь за собой азартного воздушного
бойца.
Мой самолет оказался метров на пятьсот выше. И вдруг я отчетливо увидел
вражеский аэродром. По нему рулил Ме-109. Очевидно, он только что
приземлился. И не это меня удивило. Ошеломило другое: Гриша выпустил шасси,
спокойно пошел на посадку. Всякая скидка на неопытность напарника сразу
исчезла. Сердце тревожно заныло. В эти секунды я по-своему объяснил, почему
Тютюнов задержался с вводом в строй. Он гнался за "мессершмиттом" для того,
чтобы найти немецкий аэродром и сдаться в плен. Как же иначе объяснить его
действия?
Сбить! Немедленно сбить!
А допустят ли немцы? Ведь я над фашистским аэродромом... Быстрее!..
Несколько секунд - и я в хвосте И-16. Тщательно прицеливаюсь. Самолет
точно в перекрестии. Пальцы на общей гашетке пулеметов. В этот миг приходят
на память слова оружейницы Тоси: "Вот хорошо, если завалите какого-нибудь
фрица". Но ведь передо мной свой. Парень с робким, застенчивым лицом...
Сейчас пули крупнокалиберного пулемета пробьют бронеспинку - и нет больше
человека. Рука дрогнула. Пули прошли выше самолета. Я выскочил вперед и
последний раз помахал крыльями. Григорий убрал шасси и пристроился ко мне.
Когда отлетели от немецкого аэродрома, я почувствовал на подбородке
кровь. Оказывается, в приступе гнева в нескольких местах прокусил губу.
Гриша шел со мной крыло в крыло, точно с ним ничего и не приключилось. На
лице - ни испуга, ни радости, ни разочарования - все существо его выражало
какую-то странную окаменелость. Как я был благодарен Тосе! Случайно
сказанные слова спасли Гришу и, может быть, избавили меня от вечного
угрызения совести.
Над своим аэродромом я предупредил ведомого, что пришли домой, и резко
отвалил на посадку. Сначала я видел, что самолет шел за мной вслед. На земле
же узнал, что Тютюнов и не пытался заходить на посадку, а куда-то улетел.