"Арсений Васильевич Ворожейкин. Над Курской дугой ("Истребители" #2) " - читать интересную книгу автора

- О, вы, оказывается, в академии за грубость со старшим начальником
заработали двадцать суток ареста и привлекались к партийной ответственности.
Да, был такой печальный случай в моей жизни. Произошел он осенью 1941
года, когда немецко-фашистские войска вплотную подошли к Москве. Мне не
хотелось в то трудное время оставаться в глубоком тылу. Я подал рапорт о
посылке на фронт. Не разрешили. Чтобы развеяться от тяжких дум, я пошел в
театр слушать оперу "Царская невеста". Слева от меня сидел лейтенант-танкист
с девушкой. Во время действия они довольно громко разговаривали. Впереди
оказался генерал-лейтенант. Он обернулся к ним:
- Замолчите! Мешаете слушать.
А в перерыве, когда включили свет, генерал, как видно по ошибке, сделал
мне замечание за "неуменье вести себя в театре" и приказал доложить об этом
моему непосредственному начальнику.
Позже на меня наложили взыскание по строевой линии, а заодно привлекли
к партийной ответственности. На заседании партийного бюро к этому
присоединили еще и мой рапорт о посылке на фронт, как доказательство того,
что я "не желаю учиться". Один из членов бюро все это квалифицировал как
опасную недисциплинированность и потребовал самого строгого наказания.
Партийное бюро вынесло строгий выговор с предупреждением. Однако
коммунисты не согласились с таким решением, на собрании ограничились
разбором. Я хотел было рассказать капитану обо всем этом.
- Не надо, - снисходительно улыбнулся он. - Чепуха какая-то. Учиться не
хотел, а в свидетельстве об окончании почти одни пятерки! И уже летали на
новых "яках"? Доложу начальству. До завтра.
На другой день с утра я снова предстал перед капитаном.
В мирные дни получение нового назначения всегда вызывало у военных
людей большое душевное волнение. Другая должность, неизвестное место службы,
новые люди... Ко всему этому нельзя было оставаться равнодушным. Иное дело в
военное время. Теперь вся процедура назначения ничуть не волновала меня. Я
рассуждал так: где бы летчик со своей частью ни находился, место работы уже
определено - фронт, он един для всех. Должность тоже особого значения не
имеет. Воздушный бой всех уравнивает. Там права на жизнь, на смерть и на
победу определяются только умением воевать да товарищеской спайкой...
Поэтому я спокойно ждал приказа о назначении. Мне было известно, что в армии
один полк все еще летает на старых истребителях И-16. Однако я был уверен,
что меня пошлют на "яки", как уже освоившего новый самолет.
Капитан с тем же важным видом, как и накануне, зачем-то молча порылся в
моем личном деле и сухо, официально начал:
- Докладывал о вас командующему. Принять вас у него нет времени,
поэтому поручил мне передать следующее: боевого опыта на фронтах Великой
Отечественной войны вы не имеете. То, что было на Халхин-Голе и на финской
войне, уже устарело...
Служба в армии, и особенно академия, научили меня шире смотреть на то,
что называется боевым опытом. Я был убежден, что этот опыт никогда не
устаревает, а только перерабатывается, совершенствуется в зависимости от
новых событий. Мне трудно было согласиться с капитаном, так бездумно
оценивавшим историю прошлых войн, особенно Халхин-Гол.
- Вы не правы...
Капитан, видимо, не терпел, чтобы его перебивали, раздраженно сверкнул
глазами и предупредительно поднял руку: