"Арсений Васильевич Ворожейкин. Над Курской дугой ("Истребители" #2) " - читать интересную книгу автора

Каково же было мое удивление, когда после посадки командир дивизии
гневно спросил:
- Кто дал вам право рас-с-тре-ли-вать свои самолеты?
Не зная, что случилось, по одному только виду полковника понял:
произошло непоправимое.
- Вы изрешетили один ДБ-3 и убили стрелка, - прошипел Китаев - Мне
только что об этом сообщили. Я сам видел, какую вакханалию устроили в
воздухе. Безобразие! Весь город взбудоражили...
Значит, не все кончилось так гладко, как я думал, и объяснение
случившемуся возникло само по себе. Приказ на вылет уже нацеливал на
противника. Встретив непривычной окраски самолеты, идущие на город, мы,
естественно, приняли их сначала за чужие. Только хорошо знакомые контуры
заставили меня воздержаться от немедленной атаки. Да и мне, знающему эти
самолеты, потребовалось для опознавания немало напряженных минут! А ведь в
эскадрилье были летчики, которые бомбардировщиков видели только издалека. И
конечно, когда я дал предупредительную очередь, кто-то принял ее за начало
атаки.
Прежде чем отпустить, командир дивизии еще долго распекал меня, но ни
одним словом не обмолвился о том, что наши бомбардировщики летели бомбить по
плану учебной подготовки, о чем он почему-то не знал... У нас плохо было
отработано управление авиацией в воздухе и очень хромали диспетчерская
служба и оповещение.
Кто же мог все-таки стрелять по самолету? Случайной очередью нельзя
изрешетить бомбардировщик.
И вот летчики эскадрильи выстроены. Все в один голос заявляют, что
только пробовали пулеметы. Вид у всех злой и виноватый. Это и понятно:
обвинение пало на эскадрилью, каждый испытывал угрызение совести. Но кто-то
все же вел огонь по самолету? Вглядываюсь в лица, расспрашиваю, как и куда
стреляли. Дошла очередь до младшего лейтенанта Павла Мазжухина. Он очень
бледен. Большие губы дрожат, в глазах скрытый испуг. Я уже говорил с ним о
плохой посадке, чуть было не закончившейся летным происшествием. Он сослался
на головную боль и, еле выговаривая слова, попросил разрешения пойти на
отдых.
- Когда почувствовали себя плохо?
- После взлета.
- Почему сразу не сели?
- Считал, пройдет.
"Не он ли?" - думал я. Больной, стреляя, мог и не заметить перед собой
самолета. Спрашиваю:
- Точно видели, когда пробовали пулеметы, что впереди никого не было?
- Не стрелял я по самолету! - срывающимся голосом прокричал летчик.
Больного человека нельзя держать в строю и допрашивать...
В штабе командир дивизии всю вину за убийство стрелка возложил на меня:
здесь и поспешность вылета, и не доведенная до летчиков задача, и
неорганизованная проба в воздухе оружия, и плохое воспитание подчиненных. Он
явно горячился:
- Судить тебя будем!
Конечно, я не мог спокойно принять обвинение и напомнил Китаеву о
приказе, отданном в присутствии многих командиров.