"Любовь Воронкова, Константин Воронков. Рожок зовет Богатыря " - читать интересную книгу автора

"О чем ты? - спрашивает он. - Скучаешь, что ли?"
Медведь повернулся к нему, поглядел:
"Да, скучаю. Зима скоро..."
Антон вздрогнул, протер глаза. Вот еще, медведь приснился. А разговор
за столом идет уже о каком-то домике в лесу, о каком-то лабазе.
- ...Недели три мы там прожили, - рассказывает Борис Данилыч, -
пернатых изучали, записи вели... За эти три недели наш Саша ухитрился так
приучить птиц, что они вокруг дома с утра до ночи кружились...
- Опять вы, Борис Данилыч! - жалобно отзывается Саша. - И когда уж вы
про это забудете!..
Но голос матери с живостью прерывает его:
- Ну, ну, Борис Данилыч, и что же?
- Харчей не напастись было, - мягко и негромко продолжает Борис
Данилыч. - Он им и каши и мяса. Другой раз придешь обедать, а обеда нет -
все птицам скормил! А птицы так целыми стаями к нам прилетали - и сойки, и
сороки, и щеглы, и горлицы...
И уже речь его не слышна - шелест крыльев заглушает ее. Антон видит
солнечное крылечко, а на крылечке стая птиц - рябенькие, красногрудые, с
лазоревыми перьями на крыльях... Щебечут, стрекочут, перекликаются... И все
клюют корм. А на крыльце сидит Борис Данилыч, держит в руках лесную сизую
горлинку и красит ей шейку лиловой краской, а крылышки - красной.
Дружный смех разбудил Антона.
- Вот Саша и поймал ее. "Товарищи! Новый вид горлинки! Это я открыл!" А
мы тоже смотрим, удивляемся - что за дивная горлинка у нас появилась? Дня
через три прихожу - Саши нет. Достаю ключ - он у нас всегда около двери, под
Крышей, висит. Открываю. На столе записка: "Презираю!!!" - с тремя
восклицательными знаками. А тут дождь прошел, лиловая-то краска - чернила
это были - осталась, а красная с крыла почти вся смылась. Ну, он и
догадался!..
Все засмеялись снова. Но Антон как ни старался понять, о чем шел
рассказ, так ничего и не понял. Он подложил руку под щеку и сладко уснул,
хотя в незавешенное окно сверкала молния и гром рассыпался над самой крышей.
Всю ночь гудела тайга, раскалывалось над нею небо и с грохотом
обрушивался на нее дождь. Но с рассветом внезапно все утихло, будто и не
было ничего, будто сопкам и лесу все это приснилось душной и темной июльской
ночью. Тучи умчались в ущелья Сихотэ-Алиня. В тайге поднялся белый туман -
предвестник погожего дня. Деревья, как призраки, стояли неподвижно в густом
мареве, отдыхая от ночной тревоги.
Вышли олени из-под навесов, из-под густых крон, из зарослей, где
спасались от дождя и бури, замелькали, как тени, осторожные, бесшумные... А
когда загорелась заря и туман рассеялся, что-то неожиданное, что-то новое
увидели они в парке. Огромный тополь, который стоял у изгороди, рухнул. Он
давно уже сгнил изнутри и только ждал бури, чтобы упасть. Тяжкий неохватный
ствол с грубой рубчатой корой обрушился на изгородь и повалил ее. Широкий
выход открылся из парка в глухие зеленые, еще не хоженные долины, полные
свежести и просторов...
Несмело, принюхиваясь, подошли олени к пролому. Тайга позвала их. Этот
зов диких распадков и веселых вершин, гремящих ручьев и привольных пастбищ,
зов бестропья, безлюдья, зов свободы острее всех почувствовал выхоженный
людьми Богатырь. Он все забыл - и корм, который брал из человеческих рук, и