"Любовь Воронкова, Константин Воронков. Рожок зовет Богатыря " - читать интересную книгу автора "О чем ты? - спрашивает он. - Скучаешь, что ли?"
Медведь повернулся к нему, поглядел: "Да, скучаю. Зима скоро..." Антон вздрогнул, протер глаза. Вот еще, медведь приснился. А разговор за столом идет уже о каком-то домике в лесу, о каком-то лабазе. - ...Недели три мы там прожили, - рассказывает Борис Данилыч, - пернатых изучали, записи вели... За эти три недели наш Саша ухитрился так приучить птиц, что они вокруг дома с утра до ночи кружились... - Опять вы, Борис Данилыч! - жалобно отзывается Саша. - И когда уж вы про это забудете!.. Но голос матери с живостью прерывает его: - Ну, ну, Борис Данилыч, и что же? - Харчей не напастись было, - мягко и негромко продолжает Борис Данилыч. - Он им и каши и мяса. Другой раз придешь обедать, а обеда нет - все птицам скормил! А птицы так целыми стаями к нам прилетали - и сойки, и сороки, и щеглы, и горлицы... И уже речь его не слышна - шелест крыльев заглушает ее. Антон видит солнечное крылечко, а на крылечке стая птиц - рябенькие, красногрудые, с лазоревыми перьями на крыльях... Щебечут, стрекочут, перекликаются... И все клюют корм. А на крыльце сидит Борис Данилыч, держит в руках лесную сизую горлинку и красит ей шейку лиловой краской, а крылышки - красной. Дружный смех разбудил Антона. - Вот Саша и поймал ее. "Товарищи! Новый вид горлинки! Это я открыл!" А мы тоже смотрим, удивляемся - что за дивная горлинка у нас появилась? Дня через три прихожу - Саши нет. Достаю ключ - он у нас всегда около двери, под восклицательными знаками. А тут дождь прошел, лиловая-то краска - чернила это были - осталась, а красная с крыла почти вся смылась. Ну, он и догадался!.. Все засмеялись снова. Но Антон как ни старался понять, о чем шел рассказ, так ничего и не понял. Он подложил руку под щеку и сладко уснул, хотя в незавешенное окно сверкала молния и гром рассыпался над самой крышей. Всю ночь гудела тайга, раскалывалось над нею небо и с грохотом обрушивался на нее дождь. Но с рассветом внезапно все утихло, будто и не было ничего, будто сопкам и лесу все это приснилось душной и темной июльской ночью. Тучи умчались в ущелья Сихотэ-Алиня. В тайге поднялся белый туман - предвестник погожего дня. Деревья, как призраки, стояли неподвижно в густом мареве, отдыхая от ночной тревоги. Вышли олени из-под навесов, из-под густых крон, из зарослей, где спасались от дождя и бури, замелькали, как тени, осторожные, бесшумные... А когда загорелась заря и туман рассеялся, что-то неожиданное, что-то новое увидели они в парке. Огромный тополь, который стоял у изгороди, рухнул. Он давно уже сгнил изнутри и только ждал бури, чтобы упасть. Тяжкий неохватный ствол с грубой рубчатой корой обрушился на изгородь и повалил ее. Широкий выход открылся из парка в глухие зеленые, еще не хоженные долины, полные свежести и просторов... Несмело, принюхиваясь, подошли олени к пролому. Тайга позвала их. Этот зов диких распадков и веселых вершин, гремящих ручьев и привольных пастбищ, зов бестропья, безлюдья, зов свободы острее всех почувствовал выхоженный людьми Богатырь. Он все забыл - и корм, который брал из человеческих рук, и |
|
|