"Любовь Воронкова, Константин Воронков. Рожок зовет Богатыря " - читать интересную книгу автора

Но перерыв недолог. Вот уже постучали в било на горе. Вот пришли машины
с комбикормом, прогудели по улице, пугая поросят и гусей.
А вслед за машинами спешит кладовщик Теленкин, отец Антона Теленкина,
принимать комбикорм. Он невысокий, с брюшком, ходит, широко расставив руки,
будто готовится схватиться с кем-нибудь врукопашную. Но лицо у него
спокойное, румяное, и в морщинках около глаз ютится улыбка.
Прошел в свою пропахшую формалином лабораторию Илья Назарыч, продымил
трубкой по улице, ни на кого не глядя, не замечая ничьих поклонов. Такая уж
у него манера: навесит брови на глаза и ничего не видит кругом.
И далеко в оленьих парках-загонах запел рожок кормача Ивана Крылатова.
Он пел, как птица, как необыкновенная птица с золотым горлышком, - протяжно,
чуть-чуть печально, повторяя, две или три ноты.
Девочки бежали по зеленым тропочкам через светлую, нарядную ореховую
рощу. Поднялись на вершину сопки. Тут на открытом склоне серебрилось овсяное
поле. Снова спустились, перепрыгнули через узенький, звонкий ручей... Вот и
парк. Дорогу им преградила изгородь.
- Иди за мной, - сказала Катя и побежала вдоль изгороди.
Она приоткрыла маленькую тяжелую калитку, скользнула в щель, пропустила
Светлану. Калитка захлопнулась за ними.
Еле касаясь травы, девочки побежали вдоль ручья по склону. Ручеек вдруг
разлился в маленькое круглое озеро. Над озером, под большими дубами стоял
длинный навес, крытый тесом. Здесь лежали корма - сено, жмых, кукуруза...
Сюда приходили олени зимой прятаться от буранов.
Около навеса стояли длинные корыта. Девочки увидели Сережу. Он,
деловито нахмурившись, ходил вдоль кормушек, разравнивал корм, отгонял
воробьев и лесных горлиц, которые, заслышав рожок, стаями прилетали сюда
обедать. Отец его и Кати, Иван Васильевич Крылатов, играл на рожке. И все
это - и навесы с крышами, подкрашенными солнцем, и кормушки, и нахмуренный
Сережа, и отец с запрокинутой головой и круглым рогом у рта, - все это
отчетливо повторялось в пруду вместе с кромкой цветущей травы и куском
синего неба.
Девочки уселись на бугорке и притихли. Тайга молчала. Неохватный старый
тополь чуть пошевеливал листьями где-то высоко над головами, почти в
облаках.
- Ну и дерево! - сказала Светлана. - У нас во Владивостоке таких не
бывает. А что, если оно упадет и оленей задавит?
- Этот тополь, наверно, пятьсот лет стоит, а может, и тысячу, -
ответила Катя, - и никогда не падал. А теперь вдруг упадет? Да его и не
свалишь ничем. Еще тысячу лет будет стоять... - И вдруг замолкла, темные
глаза ее радостно раскрылись и стали круглыми: - Идут...
Светлана вытянула шею и даже порозовела от волнения:
- Где?.. Вижу, вижу...
Рожок все играл, все повторял несложный напев: "ту-ру-ру, ту-ру-ру"...
Звал оленей: убеждал их, что никакая опасность им не грозит, и даже,
наоборот, они найдут здесь хороший обед...
И олени шли. Они выходили из кустов, сторожко поглядывали во все
стороны, шевелили ушами, останавливались, поднимая головы, слушали, не
решаясь покинуть лесную тень. А рожок все звал, все манил и уговаривал. И
олени опять шли, подходили все ближе и ближе. Коричневые влажные ноздри их
вздрагивали, они чуяли теплый запах корма. Ярко-рыжие, с белыми пятнышками