"Любовь Федоровна Воронкова. Село Городище " - читать интересную книгу автора

- Сам ты самолет! - засмеялась Груня. - Опусти глаза-то и увидишь!
На пруду, в солнечной воде, плескалась Стенька. Она мыла ноги.
Старательно терла их пучком водяной травы, от чего еще горячее становился
загар на ее крепких икрах. Потом она принялась умываться, доставая воду
полными пригоршнями и с размаху бросая ее в лицо. Сверкающие брызги,
словно градинки, рассыпались кругом, падали на плечи, на волосы. И Стенька
не замечала, что подол ее платья окунается в воду.
Заслышав гул, она вскочила на зеленый горбатый бережок пруда и
закричала:
- Идет! Идет!
Она подбежала к Груне. Намокшее платье хлопало по ногам. В
растрепавшихся кудрявых волосах еще дрожали брызги, сквозь мокрые
прищуренные ресницы, слипшиеся стрелками, чисто и сине блестели глаза.
Вытирая рукавом смуглое, с густым румянцем лицо, Стенька повторяла:
- Гляди! Идет! Идет же!
- Да я-то вижу, - отвечала Груня, - ты вон Женьке укажи - он все в
небо смотрит!
Но Женька уже и сам увидел, что по дороге в Городище идет трактор.
Белыми огоньками сверкали шипы на тяжелых литых колесах, а сзади
развевался синеватый дымок.
Сколько раз приходили раньше тракторы на городищенское поле! Но
никогда не радовались им ребята так, как обрадовались сегодня. Тогда было
мирное, благополучное время, и тогда не знали, что это значит - выйти в
поле с заступом.
Взрослые обрадовались не меньше. Под овес поле вскопали. А уж под
картошку копать - пожалуй, и силы не хватило бы.
А дня через два радость снова заглянула в Городище: из Петровского
колхоза им на помощь прислали двух лошадей.
Сонная улица снова ожила - загремели колеса по дороге, застучали
копыта. А когда подводы остановились возле председателева жилья, рыжая
кобылка с белесой гривой вдруг приподняла голову и тонко заржала, словно
здороваясь.
Тут уж больше всех суетился Ромашка. Он заходил к лошадям то с одного
бока, то с другого. Побежал к пруду и сейчас же нарвал им травы. И пока
петровский колхозник разговаривал с Груниным отцом, он кормил из рук
лошадей, оглаживал их, заправлял им челки под оброть, а сам приговаривал:
- Но-но! Шали! Я вас!..
А лошади и не думали шалить. Они осторожно брали мягкими губами траву
из Ромашкиных рук, кротко глядели на него своими фиолетово-карими глазами
и покачивали головой, отгоняя мух. Ах, был бы у Ромашки мешок овса, сейчас
он притащил бы его, насыпал бы полные торбочки - пусть бы лошади ели,
сколько им захочется!
Но у Ромашки не было овса. Не только мешка, но и горсти.
- Подождите. Вот овес уродится - тогда... А сейчас где же я вам
возьму? Не знаете? Ну, и я не знаю. А кабы знал, так взял бы! А уж овес у
нас уродится - во какой! Поле-то руками вспахано! Вот они, мозоли-то!
Груня и Стенька сидели недалеко на бревнышке. Они поглядели на свои
ладони.
- А у меня мозоли твердые стали, - сказала Груня. - Потрогай! И не
болят.