"Измена" - читать интересную книгу автора (Шлинк Бернхард)

11

Когда он закрылся в ванной и пустил воду, мы с Паулой переглянулись.

– Что там вышло с Хайнцем? – Вообще-то, мне хотелось спросить о другом.

– Мы устроили с ним вместе пацифистскую акцию на Александрплац. У часов, которые показывают время по всему миру. Это было первого января восемьдесят восьмого года, и мы прикрепили таблички, которые указывали, в каких регионах мира за истекший год шли вооруженные конфликты или гражданские войны, а также количество жертв. Они, естественно, сочли это провокацией. Разве можно, дескать, валить в одну кучу освободительные войны угнетенных народов и захватнические войны империалистов. Будто война от этого перестает быть войной. Нас арестовали, меня трое суток допрашивали, вынесли предупреждение и отпустили, а Хайнц отсидел семь месяцев, потом его выслали. Благодаря Свену мой поступок сочли просто глупой выходкой, а Хайнца обвинили в подрывной деятельности, агитации и пропаганде, которую он вел в церкви по наущению западных подстрекателей. При этом мы работали вместе несколько лет, он делал то же самое, что и я, не больше и не меньше.

– Хайнц об этом знает?

– У нас больше не было контактов. Он не давал знать о себе с Запада, даже после объединения. Возможно, думает, что я выдала его тогда, чтобы спасти собственную шкуру.

– Свен сообщал обо всем, что знал, в госбезопасность?

Она кивнула.

– И разговаривал со своим опекуном, будто со старым приятелем, о себе, обо мне, о Юлии.

– Когда это началось?

– Когда вы познакомились. Летом или осенью восемьдесят шестого.

– Ему платили?

– Подкидывали по паре сотен марок. Я иногда удивлялась, когда он приносил нам с Юлией подарки, но вопросов не задавала. Нет, корыстным он не был. Да и кто был корыстным в ГДР?

– Ты ни о чем не догадывалась?

– Потому что советовала держаться подальше от моих политических дел? – Она пожала плечами. – Не знаю. Пожалуй, нет. Знаю только, что не хотела догадываться.

– Паула?

– Да? – Она улыбнулась, устало и печально, будто уже знала дальнейший ход разговора и то, что ему суждено кончиться ничем.

– Почему ты решила переспать со мной? Она не ответила.

– Паула!

Вздохнув, она отвернулась. Я вновь увидел ее лицо в оконном отражении.

– Ты сделала это, потому что он обманул тебя, а ты решила посмотреть, не удастся ли тебе помириться с ним, если ты ему изменишь и тоже будешь виновата?

Она ничего не сказала, не кивнула, а разглядеть выражение ее лица в окне я не сумел.

– Или ты хотела, чтобы я чувствовал себя виноватым перед Свеном и не упрекал его за предательство?

Она опять промолчала.

– Паула, скажи хоть что-нибудь. Ведь дело было не во мне, так? Дело было в тебе, ты хотела, чтобы я тебя утешил? Только ты не дала мне времени. – Я ждал. Ждал, что она скажет что-нибудь обо мне, пусть не о любви, хотя бы о том, что доверялась мне, нуждалась в моей близости.

Она продолжала молчать.

– Значит, дело только в тебе и Свене. Тогда признайся себе в этом и оставайся с ним. Чудовищно это или чудесно, но он предал тебя, а ты все равно его любишь.

Я подождал, решил уже, что она вновь отмолчится. Но она вдруг спросила у своего отражения:

– Разве можно любить того, кого презираешь?

– Почему он стал осведомителем?

– Он сам им предложил. За меня боялся. Давно боялся, а особенно после моего первого ареста в восемьдесят пятом году. Когда познакомился с тобой, понадеялся, что сможет давать информацию о тебе взамен на их снисходительное отношение ко мне. Только о тебе нечего было сообщать, – она улыбнулась, – пришлось кое-что самому придумывать, а потом он уж совсем оказался у них в руках.

Вдруг я заметил в спальне Свена. Я не слышал, как он вошел. Наверное, он нарочно двигался бесшумно. Интересно, давно ли он стоит здесь и слушает?

Паула резко обернулась.

– Продолжаешь? Крадешься, подслушиваешь. Если хочешь узнать что-нибудь, спроси меня. Только никогда больше не подкрадывайся, никогда… – Неожиданно крик ее оборвался. Паула махнула рукой. – Делай что хочешь. – Она шагнула к двери.

– Паула, не уходи, пожалуйста. Я не подкрадывался. Просто не хотел шуметь, чтобы не разбудить Юлию. А потом я подумал, что если буду знать, о чем вы говорили, то соображу, что мне надо еще вам сказать. Только я не подслушивал.

Они стояли лицом к лицу. Он с сожалением поднял руки, с сожалением опустил. На глазах у него были слезы, и в голосе слышались слезы.

– Я так боялся, так боялся все эти годы. За тебя, за нас, потом боялся, что ты все узнаешь. Ты ничего не хотела знать о моих страхах, о страхе за тебя и за нас, я с ума от него сходил, а ты не могла мне помочь. Я не такой сильный, как ты, никогда не был сильным. Я пробовал рассказать тебе о моих страхах, намекал, что, может, тебе не стоит заходить так далеко, но ты ничего не слышала. – Он всхлипнул. – Почему ты не бросила меня тогда, когда поняла, что я слабее, боязливее и что я не одобряю твоих дел? Потому что был тебе нужен? В постели? Чтобы заботиться о Юлии, на которую у тебя не оставалось времени? Чтобы вести хозяйство? – Он утер ладонями глаза и нос. – А теперь я тебе больше не нужен. Ты уходишь, потому что я больше не нужен.

– Нет, ты был бы мне нужен. Но ты уже не тот, каким…

– Я остался тем же самым. – Теперь он сам перешел на крик. – Тем же самым, слышишь? Может, я для тебя уже не хорош, может, ты хочешь кого получше или уже нашла кого получше. Тогда так и скажи, будет, по крайней мере, честно.

– Не кричи, Свен. Я сама скажу все, что сочту нужным.

– Да, если ты сочтешь нужным сказать! – Повернувшись ко мне, он в упор взглянул на меня. – А ты? Тебе разве нечего сказать? – Он ждал ответа, а не дождавшись, сел на кровать и уставился на собственные ноги.

Паула шагнула к двери, но не вышла из спальни, а прислонилась к стене там, где раньше, прислонившись к стене, стоял Свен.