"Андрей Воронин. Ведьма черного озера" - читать интересную книгу автора

сгрудившихся подле карточного стола.
Полковник метнул в ту сторону быстрый взгляд, но промолчал, с таким
ожесточением грызя чубук, будто намеревался отгрызть его напрочь.
- Мост можно взорвать, господин полковник, - предложил Огинский. - На
том берегу неприятельских войск нет. Все они сосредоточились у переправы в
ожидании отставшей пехоты. Мы могли бы перебраться на ту сторону и взорвать
мост, после чего вернуться вплавь. Помилуйте, Петр Андреевич! - перестав
сдерживать себя, горячо воскликнул он. - Нельзя же упускать столь редкостную
возможность! Отсечь три корпуса, захватить в плен самого Мюрата! От такого
удара Бонапарт не оправится до самого Парижа. Потери неминуемы, но разве не
для того мы здесь, чтобы погибнуть за отечество? Пристало ли российскому
воинству есть бродячих собак, наливаться кислятиной, каковую здесь пытаются
выдать за вино, бить вшей и затевать пьяные склоки в трех верстах от
неприятеля?
Полковник сощурился, пристально вглядываясь в раскрасневшееся лицо
поручика, и даже помахал перед собой ладонью, разгоняя дым.
- Что за черт? - сказал он озадаченно, ни к кому определенно не
обращаясь. - Это Огинский или нет? С лица как будто Огинский, да и эполеты
поручичьи, а послушать его - полный генерал! Как есть генерал! Командующий
армией, а то, чего доброго, и сам главнокомандующий. Пожалуй, что так. Кому
бы еще вздумалось меня учить, как полком командовать? Прошу простить, ваше
"высокопревосходительство", сослепу не признал!
Возле карточного стола кто-то неуверенно хохотнул и сейчас же замолчал.
Полковой командир, конечно же, был прав, одернув не в меру горячего
поручика, но симпатии офицеров в этом споре были на стороне Огинского. Всем
хотелось горячего, настоящего дела, все рвались в бой, на смерть - да хоть к
черту в пекло, лишь бы подальше от этого провонявшего псиной и конским потом
кабака! Полковник и сам был не прочь еще разок свидеться с Мюратом, который
чудом избежал русского плена под Тарутино. Будь он на месте Огинского,
первым попросился бы туда, к мосту, на верную погибель; однако полковник
давно привык сначала думать, а уж потом принимать решения.
Огинский залился горячим румянцем. Полковник заметил, как судорожно
сжались пальцы его левой руки на рукояти сабли, и вспомнил, что имеет дело с
поляком. А поляки - что порох: только тронь его самолюбие, задень его
шляхетскую гордость, и готово дело - дуэль, да не просто дуэль, а непременно
на саблях, и чтоб без дураков, до смерти. И тогда уж плевать ему, кто перед
ним - сват, брат, полковой командир или сам государь император, зарубит в
лучшем виде и поедет в Сибирь, на каторгу, со счастливой улыбкой на губах...
Мальчишка, зеленый юнец!
- Прошу простить, господин полковник, - дрожащим от обиды голосом
произнес Огинский, глядя поверх его головы. - Боюсь, я несколько забылся и
позволил себе наговорить лишнего. Больше этого не повторится. Однако
осмелюсь заметить, что вылазка к мосту представляется мне вполне
осуществимой и, более того, имеющей шансы на успех.
- Это другой разговор, - сказал полковник и сел немного свободнее. -
Прости и ты меня, поручик, коли я сгоряча что-нибудь не то сказал.
Патриотические речи - они, брат, в петербургских салонах хороши, а нам
надобно дело делать. Коли есть деловые соображения, выкладывай, а коли нет -
не обессудь. Ну, говори, какие такие шансы на успех тебе в сей вылазке
мерещатся?