"Андрей Воронин. Отражение удара ("Инструктор ГРУ") " - читать интересную книгу автора

откупорили бутылки - сразу обе, чтобы потом не возиться. Стась покромсал
сырок толстыми ломтями и разрезал яблоко на четыре части. Сергей
Дмитриевич внес свою лепту тем, что расстелил на скамейке носовой платок и
выложил на эту импровизированную скатерть свежевскрытую пачку "Мальборо".
Увидев сигареты, Стась уважительно подвигал тонкими рыжими бровями и
сказал:
- О! Цивильные... Ты же, кажись, не куришь, Митрич?
- Теперь курю, - коротко ответил Шинкарев и закурил.
Первая затяжка прошла как по маслу, словно и не было десяти лет
воздержания, только немного закружилась голова. Прислушиваясь к ощущениям,
Сергей Дмитриевич вспомнил вычитанное где-то утверждение, что алкоголики,
наркоманы и курильщики никогда не излечиваются от своих пагубных
пристрастий: они вынуждены постоянно держать себя в руках, все время помня
при этом, какой кайф они ловили когда-то. По собственному опыту он знал,
что это чистая правда, и теперь, затягиваясь непозволительно дорогой при
его доходах сигаретой, испытывал такое же облегчение, какое, наверное,
ощущал Сизиф, когда его чертов булыжник, в очередной раз вырвавшись из
рук, подскакивая, катился к подножию горы.
Он сделал богатырский глоток из протянутой Стасем бутылки, в полном
соответствии с этикетом обтер горлышко ладонью и вернул бутылку каменщику.
Тот тоже выпил и, осторожно вытянув из пачки Шинкарева сигарету, закурил.
С видом дегустатора выпустив дым, он пожал плечами и сказал:
- Трава.
- Точно, - согласился Сергей Дмитриевич, чувствуя, что хмелеет, и
широким взмахом отбросил куда-то в сторону наполовину выкуренную сигарету.
- Доставай свои, Стась, Будем курить, как русские люди, а не как какие-то
жидомасоны.
Одобрительно ворча, Яремский выложил на скамейку пачку "беломора".
Пачка была мятой и грязной от долгого лежания в кармане спецовки, которую
Стась никогда не стирал, совершенно справедливо полагая, что это
бессмысленное занятие: все равно испачкается.
Шинкарев снова отхлебнул из горлышка. Пойло было отвратительное, но
теперь, со второго захода, вкус показался вполне приемлемым. Он отломил
кусочек плавленого сырка, понюхал и бросил в рот.
- Ты извини, Стась, - сказал он, жуя. - Я на тебя сегодня немного
того.., наехал...
- Говно это все, - хрустя яблоком, ответил Яремский. - Работа - она и
есть работа, чего про нее говорить. Я сам знаю, что раствор хоронить -
последнее дело. Жизнь такая сучья, что сам не понимаешь, чего творишь.
- О! - Сергей Дмитриевич значительно поднял кверху палец. - Золотые
слова! Это точно - сам не понимаешь... Давай-ка дернем еще.., для ясности.
Вечерело. На город опускались холодные сумерки.
На улицах зажглись фонари, замигали разноцветными сполохами огни
реклам, диковинными аквариумами засветились витрины. Сквозь анестезирующее
воздействие алкогольного тумана Сергей Дмитриевич ощутил, что озябли руки,
и вспомнил о перчатках, очень кстати оказавшихся в кармане куртки.
Продолжая развивать перед почтительно внимавшим Стасем какую-то свою
мысль, касавшуюся разумного общественного устройства - к этому времени они
уже прикончили первый "фауст" и ополовинили второй, - Сергей Дмитриевич
полез в карман и вынул влажные перчатки. Тупая игла воспоминания