"Андрей Воронин. Смерть знает, где тебя искать (Муму)" - читать интересную книгу автора

мужчин.
- Ну, рыжий, тебе тоже немного дадим. Ты что предпочитаешь, сердце
или печень?
- Мама, дай коту кусочек сердца.
- Сейчас, - сказала женщина, взяла кусочек сердца, который дрожал на
ее ладони, присела и бережно положила в центр блюдечка.
Кот заурчал и принялся жрать человеческую плоть.
- Еще хочет, - пошутил Илья.
- Хочет-то он хочет, - сказала Наталья Вырезубова, - да кто ж ему
даст. Гони его с кухни, Гришенька, гони.
Григорий поднялся, взял кота на руки, подошел к двери, приоткрыл.
Животное он прижимал к животу. А затем небрежно швырнул кота на улицу. Тот
тяжело, мягко и почти бесшумно плюхнулся на крыльцо.
- Пошел отсюда, ненасытный! - сказал Григорий и осклабился.
Луна осветила его лицо, мертвенно бледное, глаза были широко открыты,
и взгляд стал стеклянный, непроницаемый, как у зомби. Взгляд был
опрокинут, погружен вовнутрь, в черную дремучую душу.
- Я покурю, - сказал Григорий.
- Покури, - ответила женщина, обваливая кусочки печени в муке, - а я
сейчас переверну, - и она принялась деревянной лопаткой переворачивать
содержимое большой сковородки.
Затем прикрыла ее стеклянной крышкой, которая мгновенно затуманилась,
и присела на табуретку возле плиты. Она смотрела на маленький голубоватый
огонек, прислушиваясь к шипению масла.
Илья сидел, прижавшись затылком к лакированной вагонке, которой была
обшита дверь кухонной стены, положив руки на стол. Его пальцы немного
подрагивали. Острый кадык на небритой шее время от времени судорожно
дергался. Илья сглатывал слюну, и тогда кадык напоминал мышь в холщовом
грязном мешке, которая никак не может выбраться наружу.
Григорий меланхолично курил. Пепел собирался в серебристый столбик, а
затем под собственной тяжестью осыпался на крашенные суриком доски.
Григорий смотрел на огромный диск луны, медленно сползающий к темному
лесу, смотрел, как волк.
- Почему-то всегда в полнолуние мне немного не по себе и хочется..,
хочется.., крови, - словно стихи или молитву произнес он.
- И мне тоже, - выдохнул Илья.
Мать перевела взгляд с Григория на Илью.
- Детки, скоро все будет готово, и мы отпразднуем полнолуние вкусным
ужином.
- Скорее, мама!
- Спешка в еде на пользу не идет, - нравоучительно произнесла женщина
и тыльной стороной ладони вытерла немного вспотевший, высокий лоб.
Лицо Натальи Евдокимовны было вполне благородное и чем-то отдаленно
напоминало римские мраморные скульптуры. Губы тонкие, нитеобразные, зубы
белые, широкие, удивительно ровные. Она за свои пятьдесят шесть лет еще ни
разу не обращалась к дантисту. Зубы являлись ее гордостью, и она любила
подшучивать над братьями, произнося одну и ту же фразу, застрявшую в
памяти когда-то давным-давно, когда она была худенькой девчонкой, жившей в
ста километрах от Томска в глухом таежном поселке:
- Ну как это зуб может болеть? Зуб - это же кость, а кость болеть не