"Арина Воронова. Дети Брагги " - читать интересную книгу автора

на свой страх и риск.
- Зачем?
- Это дело между мной и Эгилем.
- Эгиль умирает, а может, к сему времени уже и мертв.
Слова холодной глыбой обрушились на мутный разум Грима. Перед глазами
плыло, и в голове гудело от удара скамьей и выпитой браги. Сколько же рогов
пива они с Бьерном в себя влили? И когда это было? Вчера?
- Позавчера, - холодно ответил Бранр.
Оказывается, он, Грим, разговаривал в слух. Да нет, сон это дурной, сон, и
те горькие слова не были произнесены.
- Повтори, что ты сказал, - борясь с головной болью, прохрипел Грим.
- Позавчера.
- Нет, до того.
- Отец твой Эгиль умирает, а возможно, уже отправился к чертогам Одина.
Отец... Не может быть... Отречение от дара, наследия, Круга... Мысли
путались, сбиваясь в единый вязкий ком.
- Как?
- Его ранил дружинник Косматого, это было в схватке у устья Раум-Эльва.
Славная была сеча. Рана тяжелая, но от таких не умирают. Сын Лысого Грима
потерял лишь кусок мяса с предплечья, у него еще достало сил перепрыгнуть на
Харальдов драккар, прорубить себе дорогу к противоположному борту и прыгнуть на
корабль Хегни-ярла. Корабли Хегни не пустили Косматого в Раум-Эльв, об этом ты
еще услышишь в Фюркате. Эгиль же благополучно вернулся, но тут-то и началось
что-то странное: рана зажила с невиданной быстротой, а отец твой стал угасать.
Ни травники, ни даже Амунди-врачеватель не в состоянии его излечить. Травники
да костоправы только смотрят во все глаза и руками разводят беспомощно. Амунди
же с Оттаром будто подозревают что-то, а что делать, тоже не знают.
- А целительная сила... - начал было Глам.
- Ты хочешь сказать, заклятий? - прервал его Бранр. - В том-то и дело, что
после каждой руны ему становится все хуже. Кто-то или что-то забирает у него
силу. Грим, дед твой, - снова обратился к валявшемуся на брошенных на солому
шкурах Гриму человек Круга, - бессилен сделать что-либо, к тому же он стар, и
годы его мы тоже можем счесть по пальцам. Без тебя оборвется связь.
- Я не поеду.
- Тебя зовет отец.
- Я отрекся.
- Круг готов забыть о твоем отречении.
Фразу за фразой тяжело и непреклонно Бранр Хамарскальд гвоздями вбивал в
Грима, которому сейчас хотелось лишь добраться до ковша браги или бочки с
холодной водой. Да за глоток хмельного он согласится сейчас поехать куда
угодно, но ведь не говорить же об этом. Грим обвел мутным взглядом комнату. В
углу на соломе довольно храпел Бьерн, у стола, на котором, плавая в плошке
сала, чадил фитиль, сидел Горе-скальд. Лицо старика было неподвижно, глаза
как-то по-птичьи прикрыты веками, можно было бы даже решить, что он спит, если
бы не мерное шевеление губ Глама - сочиняет, что ли, на горе слушателям?
Бранр продолжал смотреть на Грима в упор.
- Похмелиться, - не выдержал наконец тот. - А до тех пор и разговаривать
не буду, - и, увидев презрительную усмешку посланца скальдов, потянулся за
мечом.
- Принеси кувшин, - бросил Бранр куда-то в сторону, и за дверь метнулась