"Марина Воронина. Катюша " - читать интересную книгу автора

- Народу-то сколько возить приходится, - объяснил Григорий. - Вы не
поверите, у меня даже Зыкина есть.
- Ну да? - поразился Селиванов.
- Ей-богу. Полковник Проценко без нее жить не может. Давай ему Зыкину,
и все дела. Или Эдуарда Хиля. Потолок, понимаешь, ледяной.
В машине у Григория было уютно, как дома под одеялом.
Водитель он был отменный, и никакие неожиданности его пассажиров не
подстерегали. Даже разговоры тут велись одни и те же, словно игрался здесь
изо дня в день один и тот же спектакль или справлялся какой-нибудь строго
регламентированный религиозный обряд. "Впрочем, - подумал Селиванов, - это
для меня спектакль всегда один и тот же, а у Григория, скорее всего, для
каждого пассажира своя особая программа. С тем же Проценко, к примеру, про
махру не поговоришь, он с восьмидесятого года курит исключительно
"Мальборо"".
Расставшись с Григорием у подъезда управления, Селиванов поднялся к
себе на третий этаж и стал ждать, методично отравляя атмосферу своего
кабинетика, размерами похожего на совмещенный санузел, густыми клубами
вонючего дыма. Он пытался задумчиво смотреть в окно, но из его окна
открывался вид на внутренний двор управления. Серые стены, грязный мокрый
асфальт и тронутые ржавчиной прутья решетки за давно немытым стеклом
навевали чугунную тоску, и майор плюхнулся за стол, да так, что дышащий на
ладан полумягкий стул образца одна тысяча девятьсот семьдесят второго года
протестующе заскрипел и сделал этакое волнообразное движение, словно
бедрами вильнул. Селиванов привычно замер, готовый вскочить при первых
признаках того, что стул, наконец, приказал долго жить, но мебельный
ветеран устоял и на этот раз.
Селиванов сидел и безрадостно размышлял о том, что надо бы сменить
профессию, потому как нынешняя его работа вот уже лет пять, как перестала
приносить не только материальное, но и моральное удовлетворение. Какой
смысл изо дня в день выпалывать мелкую сошку, в то время как настоящая
сволочь разъезжает в лимузинах и даже взгляд не бросит на тебя через
тонированное стекло: а кто это там такой грозный, в майорских звездах и с
пистолетом Макарова в руке? Батюшки, как страшно! Да это эк майор
Селиванов! Все, блин, пора завязывать и становиться на путь окончательного
исправления...
Селиванов с ненавистью раздавил папиросу в переполненной пепельнице.
"Ну ладно, - сказал он себе, - ну хорошо. Ну, уволишься ты из милиции, и
кем ты станешь? Дворником? Сторожем в детском садике? Что ты умеешь-то,
товарищ майор? Ни черта ты, товарищ майор, не умеешь, и посему думать тебе
надлежит не о том, как изменить судьбы мира, а о том, куда подевался
гражданин Прудников. А судьбы мира как-нибудь решатся без тебя. И потом,
как известно, капля камень точит.
Но до чего же надоело этой самой капле изо дня в день долбить
неподатливый гранит! Капля, между прочим, тоже человек. Попробуйте-ка
сами - каждый день башкой о камень!"
Дожалеть себя до конца майор не успел. На столе пронзительно и мерзко
задребезжал телефон. Этот реликт, изготовленный из пожелтевшей белой
пластмассы, был ровесником селивановского стула. Трубка у него была
красная, а дырчатые крышечки, прикрывавшие микрофон и наушник, опять же,
белые. В общем, телефон вполне вписывался в убогую обстановку