"Андрей Воронин и Максим Гарин. Закон против тебя (Комбат) " - читать интересную книгу автора

- Да кто? - раздражаясь, спросил Прыщ. - Кто навалит-то? Что ты
затеял, дурила?
- Рэкет, - веско произнес Кеша, округлив глаза, и сделал значительную
паузу. Прыщ молчал, рассеянно глядя на него через пустой стакан, и он
продолжил:
- Есть тут один фрайерюга, которого давно пора прижать...


***

Поперек улицы был протянут полинявший транспарант, назойливо
сообщавший всем, кто умел читать, что перестройка - наш путь к процветанию.
На стене дома напротив красовался огромный портрет Михаила Сергеевича.
Стеснительный коммунальный живописец не рискнул изобразить знаменитое
на весь мир родимое пятно, но портрет все равно был очень похож. Глядя на
него, легко было вообразить, что он вот-вот заговорит с характерным
кубанским акцентом, густо пересыпая и без того непонятную речь иностранными
словами: консенсус, плюрализм, демократизация... Прыщ терпеть не мог
уроженцев Кубани: все кубанские казаки, которых ему доводилось встречать,
имели насквозь подлое нутро, и то, что сейчас творилось в стране, он
целиком и полностью приписывал тому, что генсек был родом как раз оттуда.
К остановке, тяжело подвывая, подполз переполненный троллейбус. Был
шестой час вечера, и йошкаролинцы, которые еще не потеряли работу, густыми
толпами устремились после службы домой. Манохин вслед за Кешей втиснулся в
троллейбус, ожесточенно работая локтями и плечами. Он отчаянно комплексовал
по поводу своего внешнего вида и оттого толкался даже сильнее, чем
требовалось.
Бесценный друг Кеша перерыл весь свой скудный гардероб, стараясь
нарядить вернувшегося с отсидки подельника поприличнее, но результат все
равно получился плачевным. На Прыще были мешковатые, слишком широкие в
поясе и сильно зауженные в щиколотках грязно-серые "бананы", из-под которых
бессовестно торчали растоптанные зоновские говнодавы, растянутый свитер
машинной вязки и куртка-"варенка", подбитая толстым слоем ватина, с массой
накладных кармашков на блестящих хромированных кнопках, с крылышками на
плечах и с ромбической нашивкой на левом нагрудном кармане, где на белом
фоне было изображено круглое кроваво-красное солнце, желтый песок и черные
силуэты пальм. Такие куртки начали выходить из моды уже тогда, когда Прыщ
готовился совершить вторую ходку, и теперь он чувствовал себя деревенщиной,
приехавшей в город, чтобы покататься в лифте.
Впрочем, Кеша, который нигде не сидел, выглядел не лучше. На нем были
невообразимо грязные голубые джинсы, серое демисезонное пальто, покрытое
пятнами самого разнообразного цвета и фактуры, засаленная жокейская шапочка
с наглой надписью "USA" во весь лоб, серый от грязи грубошерстный свитер и
старенькие черные кеды с непарными шнурками - белым и коричневым. Левую
руку Кеша держал в кармане пальто, чтобы спрятанный за пазуху самопал
ненароком не выскользнул из-под полы, а правой цеплялся за поручень.
Рука у него была незагорелая, и Прыщ с неприятным ощущением заметил,
что Кешино запястье посерело от въевшейся грязи. Поймав его взгляд, Кеша
залихватски подмигнул ему через головы пассажиров.
Прыщ вздохнул и отвел глаза. "Рэкетиры, - подумал он, машинально